Я очень люблю гулять, дайте мне ребенка, собаку – я со всеми безропотно погуляю. В пеших прогулках есть множество положительных моментов. Тут тебе и спорт, который я, вообще-то, терпеть не могу. Нету моего согласия на то, чтобы нарочно причинять себе физические страдания и потеть, когда можно с комфортом, задравши ноги, книжку почитать, вон их скопилось на прикроватной тумбочке, кто ж их, родимых, приласкает, если не я. Однако, прогулка тем и хороша, что мышцы вроде как напрягаются, ослабленные гравитацией части подтягиваются, райский батончик «Баунти» с воплем рассасывается до состояния полезного углевода, и все это происходит как-то незаметно и не без приятности даже.
Еще, пока бродишь туда-сюда, хорошо решаются всякие внутренние конфликты. Бывает, сидишь дома и накручиваешь себя. И вот уже брови насупливаются, и уже хамишь невиноватым родственникам, и на вежливый их вопрос, какая муха тебя укусила, отвечаешь угрожающим мычанием. Тут важно помнить, что в подобной ситуации надо скоренько надевать первые попавшиеся ботинки и бежать на улицу, не взяв телефона, денег и сухого пайка. И ходить, ходить, ходить. Сначала вид, конечно, будет слегка безумный, шаг гротескно ускоренный, возможны непроизвольная жестикуляция и нецензурные восклицания. Обычно на этой стадии прохожие обходят меня стороной и постукивают себя пальцем по лбу многозначительно. Однако, лечебная прогулочная методика ни разу не дала сбоя, и очень скоро наступит облегчение. Распутываются эмоциональные узлы, те, которые особенно щекотливые – разрубаются и летят на воображаемую помойку. Возвращаются свойственные мне обычно эмпатия и терпимость, и вот я уже подмигиваю детишкам и собачкам, перевожу старушек через дорогу. Если замечаю на себе взгляд постороннего мужчины, гордо приподнимаю бровь, мол, я не такая, но раньше, конечно, была бы не против.
Лучше всего гулять в сентябре, потому что осенью полезные свойства прогулок только множатся. На улице благодать – воздух бодрит, такой прозрачный, бодрящий унылое чело, под ногами листочки эти, чтоб пинать и подбрасывать, экскременты собачьи под ними, зацепились за носок, а ты не расстроился, а даже как-то умилился. И главное, все знают, что эта радость, это солнце нам дадены напоследок, перед холодом и темнотой, которые накроют нас, жалких и дрожащих, этак на полгода. И вот такие удовольствия, которые надо урвать, исподтишка, пока другие зазевались, а ты один такой умный – они самые ценные. Потому что никому не нужно счастье сполна, полной ложкой, скучно это, неправильно. То ли дело выбежать под сентябрь, настроение – некогда объяснять, и считать собственные шаги самозабвенно, улыбаясь чему-то. В голове – ветер, пустота, на лице выражение счастливо-дурацкое, и всего-всего, до макушки, наполняет тайная радость.
Ничего хорошего нет в том, чтобы болеть. Однако, любой взрослый, бывший ребенком, знает, что из банального насморка можно извлечь приятную выгоду. А если ты не только заразный, но и хитрый носитель инфекции, то высокую температуру вообще будешь вспоминать, как летние каникулы на море. Бывало, проснешься утром, на календаре 1994 год, ноябрь: все уже кашляют полным ходом, ну и я тоже. Ничего страшного – красный шелушащийся нос, тридцать семь и пять, голос не детский, а, скорее, как у Виталия Петровича. С постели можно не вставать, лучше даже не садиться – а то ведь осложнения на сердце, это как пить дать. Поэтому лежа, самую малость напрягшись, взываешь жалко к взрослым: «Дайте чаю!» Чай приносят моментально, а ты им, пренебрегая вежливостью, сразу заявляешь с наглостью здорового человека «А где печенье? Я там сушки не доела вчера, кажется. Ну и булки кусочек, лучше даже целую булку». Бегут, потрошат хлебницу, холодильник, скребут по сусекам, метут по амбарам. С постели слышу, как хлопнула дверь – кто-то побежал в магазин. Мама вбегает в комнату совершенно бесшумно – так может только она – интересуется степенью моих страданий. Может, мне уже немножечко получше? А насколько мне лучше? Если по шкале от одного до пяти, а? Снисходительно бормочу, что лучше самую капельку. На троечку самочувствие. Температура не замутняет сознание коварного пятилетнего ребенка, он точно знает, когда и при каких обстоятельствах нужно нанести главный удар по маминой жалости. Поэтому, отрепетировавши перед стенкой умирающего лебедя, поворачиваешься к маме лицом, приподнимаешься на трех подушках и кричишь: «Умираю, красной икры! Которая для Нового года!» Все, успех у преданной родственной публики гарантирован.
