Рождественские каникулы в Европе – звучит сильно. И стильно. Именно поэтому я безмятежно продолжаю постить селфи на своей страничке в соцсети, продолжаю писать, как я счастлива провести каникулы вдали от Родины, продолжаю отвечать смеющимися смайлами на зависть московских друзей.
А сама стою за стойкой элитного бара, расположенного рядом с дорогущим отелем, потому что рассорилась с папочкой-тираном и решила жить самостоятельно.
Потираю высокие бокалы льняной салфеткой, бросаю скрытные взгляды на красивого молодого мужчину, что сидит в пятидесяти сантиметрах от меня рядом со своей спутницей, и погружаюсь в свои мысли.
Учиться, конечно, как грозилась, не бросила. Хотя, если честно, очень хотелось. Назло родителю, которого я не знала все свои шестнадцать лет, не знала, когда мама умирала от рака груди, а узнала – только после её смерти.
Когда меня, убитую горем девочку-подростка, привезли из спецприёмника-распределителя в богатый дом и сообщили, что я больше не сиротка, я задала один-единственный вопрос.
«Почему?»
Несмотря на то, что я говорила еле слышно, эхо моего голоса надолго повисло в воздухе огромного каминного зала с мраморными стенами и полом.
Больше я не сказала ему ни слова: я упрямо молчала до похорон, еле выдержала пафосную церемонию прощания и погребения, еле отсидела поминальный обед в шикарном ресторане, где я и остальные гости из моего мира казались белыми воронами. А папенька был царём.
Сразу после сорока дней меня сослали в Лондон, грызть гранит экономических наук в закрытую школу-пансион для девочек. Я не покидала стен учебного заведения даже в каникулы, что не добавило очков моему родителю и не способствовало нашему сближению.
Тем более, когда у него уже имелась любимая папина дочка. Инга старше на одиннадцать лет и на дух меня не переносит. Видимо, именно ей я обязана своим престижным образованием.
За полтора года в экономической школе я освоила программу, рассчитанную на три, и к восемнадцатилетию успешно сдала сложнейший выпускной экзамен, заслужив горделивую похвалу от отца. И награду за труды – сразу после школы я перешла в местный колледж с шикарной программой магистратуры. А ещё мне позволили провести время до начала нового учебного года в Москве. Вот только я не думала, что моё понимание этого чудесного времяпрепровождения будет так сильно отличаться от папочкиного!
Вместо тихих посиделок с моими друзьями в моей квартире своё совершеннолетие я встретила на приёме в честь бала дебютанток.
Вы только прислушайтесь: де-бю-тан-ток… Мне одной чудится в этом звучании что-то пошлое и мерзкое?
Папенька радовался, сияя и расточая улыбки, крепко держал мою руку, зажав её до посинения в своём локтевом сгибе. Он с гордостью представлял меня всем мужчинам подходящего возраста – от 17 до 70 примерно, и я всерьёз побоялась, что следующий этап моего взросления ознаменуется замужеством.
Но вроде всё прошло хорошо, и в положенный срок я вернулась в Лондон. Только кинулась с головой в учёбу, и трёх месяцев не прошло, как отец позвонил и велел быть в Москве к новому году. Он нашёл мне жениха.
Сорокалетнего мужика с рыхлой дряблой фигурой, проплешинами в волосах и тошнотворной привычкой цыкать я запомнила слишком хорошо. И мне плевать сколько миллиардов он готов влить в папу в качестве отступных за мою руку и сердце!
Я пригрозила, что брошусь под машину, отказалась ото всех отцовских денег и собралась оставить учёбу в колледже, но ему всё же удалось уговорить меня не торопиться с принятиями поспешных решений и не делать глупостей. Для начала.
Так что, да, учёбу я не оставила. И под колёса не бросилась. А вот с уютной квартиры, ключи от которой папенька вручил мне перед отъездом, съехала в общежитие при колледже. Единственное, в чём не сдержала слово, – внесла плату за комнату отцовскими деньгами. Но не на панель же мне было идти?
