Тучи казались раздувшимися, заполонившими все небо. С каждой минутой наблюдения за ними возникало ощущение, что еще чуть-чуть, и серое сукно прорвется небесной водой, которая хлынет на землю, смывая все грехи…
Мужчина вздрогнул от холода легкого ветра. Он проходил недалеко от Невы, двигаясь в сторону библиотеки. На самом деле его интересовала лавка с бумажными принадлежностями рядом с библиотекой, и добраться он хотел до того, как его совсем покинут силы.
Гербов Петр Семенович обладал великолепной выдержкой и слишком сильным упрямством, за которое его всегда ругали и в академии, и на военной службе. Даже его отец никогда не понимал столь сильного упрямства.
Гербов не знал, откуда у него такой характер. Да и не задумывался, вечно занятый своими служебными делами.
Сейчас у него было время подумать… Ведь, если не сейчас, то уже никогда. Петр шел вперед, ощущая, как при каждом шаге ноги словно наливались свинцом, как тяжело было двигаться… Настолько его потрепала изнурительная болезнь. Отсюда и возникло желание написать завещание, пока еще мог трезво мыслить…
Но… Петра резко покачнуло, и он оперся на здание, перед глазами все мутнело.
Он не мог заставить себя сделать шаг, тело отчаянно мерзло, горло саднило. Его лихорадило… Лихорадило не первый день. Петр стиснул зубы, чтобы они не стучали от холода, и на одном своем упрямстве рванул вперед, пока нога не подвернулась.
Мостовая была холодной. Он даже через перчатки ощущал этот петербургский пронизывающий холод, а после зашелся хриплым кашлем. Он не знал, сколько пролежал так, замерзая на холодной пустынной дороге, когда рядом мелькнула черная обувь… Он такой еще не видел и даже подумал, что начались галлюцинации.
– Помогите… – прохрипел, задохнувшись в своем кашле. Обувь все еще виднелась рядом. Петр с трудом поднял голову… Ему мерещилось. Он впервые видел столь яркие рыжие пряди. Такие длинные и чистые.
– Помочь? Только если вы расскажете, как попасть в библиотеку, – она оглядела его совершенно без жалости во взгляде. Петр впервые столкнулся с таким явным проявлением безразличия. Он не хотел, чтобы она была последним, что он видел перед смертью.
– Помогите мне добраться до магазина рядом с библиотекой. Я скоро умру и должен написать завещание, – хрипло произнес он. Незнакомая девушка в черном теплом пальто удивленно моргнула, а после улыбнулась:
– А чем вы больны?
Гербов с трудом сглотнул, настолько в нем не осталось сил:
– Это чахотка. Ее я не переживу… – он ощутил, как девушка потянула его под локоть. Удивился силе рывка, разве хрупкая и худая фигура была способна на такую силу? Она казалась утонченной ухоженной аристократкой… А не обычной работающей девушкой. Она прислонила его к стене и сама присела рядом.
– Чахотка… Кажется, что в девятнадцатом веке популярно этим болеть. Вы такие странные, из века в век гонитесь за такой абсурдной модой… – она закатала ему рукав, а Петр был на грани потери сознания, пятен перед глазами становилось все больше, и дышать было тяжелее. Она проверила его пульс и даже попросила глубоко вздохнуть, прислушавшись к хрипам.
– Это благородная болезнь аристократов, – вытолкнул он из себя… Но на пороге смерти и правда показалось, что ее высмеивание было таким точным.
– Наверное, это просто человеческая натура. Ты бы и про коронавирус уверял, что это аристократическая болезнь, – фыркнула она. Петр не понял ничего, лишь ощутил небольшую боль от укола.
– Что это…
– Не беспокойся, не ваше варварское лечение, – она сунула ему в руку картонную маленькую коробку: – Это таблетки. Реально помогут. Да и не чахотка у тебя, а обычный грипп, – она покачала головой. – Сама найду библиотеку, а ты принимай таблетки три раза в день, утром, днем и вечером. Через три дня будешь снова здоров, и твое благородное завещание не пригодится.
