ФМ. Прапорщик, бывший каторжник, 35 лет. Писатель. Жених.
ПП. Коллежский секретарь. 2 января 1857 года ему исполнится 30 лет.
ЧЕЛОВЕК. Крепостной Петра Петровича.
БРАТЬЯ САМОЙЛОВЫ. Актёры-любители.
НАЧАЛЬНИК. Андрей Родионович Гернгросс.
ДОКТОР. Коллежский советник Иван Антипович Преображенский.
ДАМЫ.
ОФИЦЕРЫ.
КУПЦЫ.
ВООБРАЖАЕМЫЙ. Василий Петрович Демчинский.
ЭКСКУРСАНТЫ. Предполагаемые.
В большой комнате с тремя окнами, которые замёрзли ледяными узорами, на небольшом диване сидит молодой барин в расстёгнутом сюртуке, скроенном по самой последней моде времён начала царствования Александра II, и сшитом в Европе. В комнате деловая обстановка, много коробок и больших папок. Сильно накурено и натоплено. На диване лежит огромная шкура тигра. В углу стоит мужчина среднего возраста в солдатской форме без знаков отличия полка, времён царствования предыдущего императора Николая I, и чистит трубку. Обстановка деловая, позднее утро образованного молодого господина. Мы точно знаем, что ему тридцать лет.
ПП. К нам едет дорогой друг. Он будет в Барнауле проездом всего несколько дней. Надо его хорошо встретить, помочь в делах его. Потом меня часто будут расспрашивать, как это вышло. Вот так. Списавшись заранее с той, которая окончательно решилась соединить навсегда свою судьбу с его судьбой, он ехал в Кузнецк с тем, чтобы устроить там свою свадьбу до наступления великого поста. Он пробудет у меня недели две в необходимых приготовлениях к своей свадьбе. По нескольку часов в день мы будем проводить в интересных разговорах и в чтении, глава за главой, его в то время ещё неоконченных «Записок из Мёртвого дома». Понятно, какое сильное, потрясающее впечатление будет производить на меня это чтение, и как живо я буду переноситься в ужасные условия жизни страдальца, вышедшего с чистой душой и просветлённым умом из тяжёлой борьбы. Конечно, никакой писатель такого масштаба никогда не был поставлен в более благоприятные условия для наблюдения и психологического анализа над самыми разнообразными по своему характеру людьми, с которыми ему привелось жить так долго одной жизнью. Пока не случится XX век. Можно сказать, что пребывание в Мёртвом доме сделало из талантливого Фёдора Михайловича великого писателя-психолога. Однако нелегко достался ему этот способ развития своих природных дарований. Болезненность осталась у него на всю жизнь. Тяжело видеть его в припадках падучей болезни, повторявшихся в то время не только периодически, но даже довольно часто. Да и материальное положение его было самое тяжёлое, и, вступая в семейную жизнь, он должен был готовиться на всякие лишения, и, можно сказать, на тяжёлую борьбу за существование. Я был счастлив тем, что мне первому привелось путём живого слова ободрить его своим глубоким убеждением, что в «Записках из Мёртвого дома» он уже имеет такой капитал, который защитит его от тяжкой нужды, а всё остальное придёт очень скоро и само собой.
ЧЕЛОВЕК. Барин, чем встречать прикажете?
ПП. Чай поставь, мёд не забудь, сало и баранки. С мороза приедут.
ЧЕЛОВЕК. В каких комнатах распорядитесь расположить их благородие?
ПП. В самых светлых и тёплых. Подвинь кровать ближе к печке.
ЧЕЛОВЕК. Как изволите.
ПП. Квартира наша не сохранилась. Жил я на правом берегу реки Барнаулки. На самом углу взвоза дорога резко уходила на гору, зимой её накатывали до льда, и заводские рабочие сыпали на неё золу, так что она чёрной полосой проходила мимо кладбища в бор. Позже, в начале ХХ века, на месте этого дома, на пересечении Социалистического проспекта, а в наше время Соборного переулка, и улицы Большой Олонской, купец Зубов построил двухэтажный дом. Он сдавал его в аренду под аптеку. В конце ХХ века при строительстве новой дороги дом перенесли на Красноармейский проспект. Теперь он стоит на углу улицы Интернациональной. Топили мы сильно, в доме было жарко.
