– Белая береза под моим окном принакрылась снегом, точно серебром…
Громко, с выражением, хотя что такое "выражение", Вадик особо не знал, раздавался стишок в старой гостиной. Раздавался он как раз от Вадика. Стих был длинный и сложный, но мальчик уже учился в первом классе и таких задач совсем не боялся. Хотя стишок, конечно обманывал. Никакой берёзы за окном не было. Даже ёлок не было, была только парковка, детская площадка и окна соседнего дома с другой стороны двора. И снег на серебро похож не был, а был просто белым. Даже скучно.
Тут же, на небольшом тёмном диване, подперев голову рукой, сидела Вадикова мама. Она медленно, вместе с сыном, повторяла слова стиха, смешно вытягивая губы в самых ярких, "выразительных" местах. Мама была с работы, а потому усталая, но всё равно учила стих вместе с Вадиком. И это было хорошо.
Мальчик радовался участию мамы и старался изо всех сил. Нет, вы не подумайте, мама Вадика была лучшей мамой, самой-самой! Вот только последний год Вадик провёл у бабушки и дедушки, а маму с папой почти и не видел. Папу, правда, с тех пор он так и не повидал. А мама вернулась, но стала совсем грустной и почти всегда усталой.
Вадик посмотрел на стенку. Там, над полкой с тяжёлыми белыми вазами, в которых стояли какие-то засушенные стебельки, висел большой чёрный портрет. Точнее, портрет был серый, а рамка – чёрная. В этой рамке и был папа. То есть нет! Папа был где-то далеко, на Крайнем Севере, или, наоборот, где-нибудь на тропических островах. Или в пустыне, где совсем-совсем нет связи! Но вот прямо тут, в гостиной, он был только в рамке.
– Вадим, ты всё запомнил? Я думаю на сегодня хватит. Давай мыться и спать.
Голос мамы прозвучал глухо. Вадик обернулся, и увидел, что мама тоже смотрит на портрет. Опять. Мама часто на него смотрит, и иногда плачет, когда думает, что Вадик не видит. Бабушка говорила, что мама сильно скучает.
Вадик тоже скучал, хотя раньше папу видел не так уж и часто. Тот всё время уезжал на заработки куда-то далеко. Вадик его даже не узнавал несколько раз. Папа каждый раз смеялся, а бабушка поджимала губы. Это было обидно, он же не специально! Но теперь-то он точно узнает! Вот только папа не приходил. А месяц назад Вадик подслушал, что папа “больше не вернётся”. После этого мальчик долго не мог уснуть, а потом ходил потерянный, не решаясь спросить: “Почему?”. Мама же слегла на целую неделю, а после почти и не улыбалась, как Вадик ни старался её рассмешить.
Да он что только ни делал! И в школе старался больше всех, и маме песни пел, и убирался, и про папу говорил, и про папу не говорил, а мама всё плачет и плачет. Если папа не вернётся, она, может, вообще никогда не рассмеётся больше!
– Ла-а-адно… А сказку расскажешь? Как дедушка однажды инопланетян встретил! Или как витязи со злом сражаются на Калиновом мосту. Или…
– Мыться, Вадим! Потом, как в кровать ляжешь, расскажу, – кивнула мама, и лёгким толчком направила его в ванну.
С утра мама отвела его в школу. Школа была хорошая, новая. И пусть в школе было нельзя много играть и приходилось много учиться, Вадику здесь нравилось гораздо больше, чем у бабушки с дедушкой. Мама говорила, что эту школу начинал строить ещё его папа, но потом его куда-то перевели. Это давало Вадику право считать школу почти родным домом и хвастать этим перед ребятами.
Ребята в его классе тоже были замечательные. Особенно хорошей была Лиса. На самом деле её звали Лариса, но девочка не выговаривала букву «Р» и решила называться Лисой. Вадику она нравилась, главным образом, тем, что жила в соседнем доме, а потому ходить в гости или вместе играть во дворе было очень удобно.
Лиса была необычной, она жила с папой. Мама у неё тоже была, но они с папой "разъехались" давным давно и теперь мама брала Лису только по выходным. Вадикова мама говорила, что это из-за школы, ну и ещё из-за того, что Ларисина мама медик МЧС, и всё время на дежурствах. Вадик думал, что это хорошо, а то вдруг у Лисиной мамы появилось бы много времени, и он с Лисой тоже бы "разъехался", чего совсем не хотелось.
