Я пришла на перрон, когда впервые запускали железный механизм
под названием «поезд», маленькой девочкой восьми лет. Вместе с
папой, матушкой и большим дружным семейством мы явились на вокзал и
наблюдали, как огромная железная махина, производя металлические
звуки, выпуская клубы белого дыма, нехотя, словно древнее чудище,
поползло по стальным полозьям. В то время это казалось невероятным,
а мир в мгновение ока предстал необычайно интересным и
интригующим.
С того дня минуло двадцать лет. Поезда никого не удивляли и
превратились в обыденность. Железная дорога соединила Санкт-Вележск
с небольшими уездами, далекими деревеньками. В теплое время
разношерстная толпа уезжала в летние резиденции с комфортом, а
зимой возвращалась в Вележск, заполняя его шумом праздных компаний,
посещающих многочисленные балы и салоны. Кроме того, даже приезд в
соседние страны, чтобы насладиться оперой на Монд-Артэ или
восхитительными музеями древности, стал обыденностью.
С тех пор изменилось многое. Я вымахала до высокой по
заграничным меркам барышню. У меня не было модных в этом сезоне
рыжих локонов. Я не могла поразить мужчин глубиной голубых
глаз.
Густые темно-русые волосы и неяркая, хотя и не лишенная
привлекательности, внешность были неинтересна высшему обществу,
возможно, поэтому я до сих пор не замужем, в отличие от большинства
подруг, которые к моему возрасту лихо меняли цвет волос в угоду
каждому сезону и сумели не только завести семьи, но даже родить
веселых карапузов.
Не могу сказать, что взволнована таким положением дел, поскольку
замужество меня мало заботило. Маман говорила, в пренебрежении к
браку виновата моя бабка, к которой я ездила в усадьбу слишком
часто. Графиня отличалась редкостно поганым отношением к
противоположному полу и уверяла, что если бы не деньги, то она
никогда не вышла бы за моего деда замуж.
Бабуля советовала, чтобы я как можно лучше распоряжалась
финансами, дабы иметь возможность жить свободно и ни от кого не
зависеть. Поэтому приучила меня к мужскому седлу, махать саблей,
пить самогонку, пока никто не видит, а кроме того, торговать лесом
и пушниной. Думаю, бабушка родилась слишком рано для своего
времени, и разговоры, что велись ею, несомненно, оказали некоторое
влияние и на мое видение, а ее уроки поменяли отношение к жизни в
целом.
Вероятно, причина, по которой меня благосклонно принимала
общественность, — деньги семьи. Я придерживалась строгих правил и
воздержаний в еде, разговорах и поведении, поэтому громкие скандалы
не могли нанести урон моей безупречной репутации. Нелюдимую,
странную богачку обходили стороной, подобное расстояние вполне
устраивало и меня саму. На балах я лишь наблюдала, но никогда не
участвовала в разыгрываемых драмах.
— Прошу садиться! — поторопил противным колокольчиком кондуктор,
дернул рукой еще раз, и относительно пустынный перрон заполнил
пронзительный звон.
Казалось неправильным производить подобный шум, особенно когда в
мирной тиши затемненных улиц кружат крупные снежинки, падают на
лицо, под ноги, укрывают все волшебным, переливающимся жемчугом
покрывалом. Маленький городишко, что разросся возле этой станции,
давно погрузился в волшебный сон. Седовласый вагоновожатый с
прозрачными глазами, поклонившись мне, протянул руку, чтобы
проверить билет, который я рефлекторно сжала, сама разбуженная этим
шумом пыхтевшего железного монстра и суетливым обслуживанием
персонала. На фоне белоснежной перчатки бумага желтела грязным
пятном, к тому же снег, уже которую неделю сыпавшийся на бедный
город, завалил дороги, и теперь, чтобы добраться от Санкт-Вележска
до тетушки, на похороны которой меня отрядили, сгодился только
дальний поезд, ходивший в ту провинцию редко. Отсюда и поздний час
выезда, и всякие неудобства, связанные с этим.