Стремительно, с неуловимой дрожью несли во фронтовом небе «Каталину» два огромных бешено вращающихся крестообразных винта, похожих на крылья ветряной мельницы, сорвавшейся со своего векового места. Но экипаж летающей лодки не воспринимал со всей остротой стремительности полета. Вокруг простирались море и небо, сливавшиеся по краям горизонта в одно целое и казалось, что боевая машина абсолютно неподвижно замерла в безграничной голубой сфере, словно комар в капле янтаря. Только бесстрастные, чуть вздрагивающие в такт работе тысячи сильных моторов, стрелки приборов показывали, что боевая машина неудержимо несется туда, где в любой момент из ласкающей, успокаивающей голубизны мог неожиданно вырваться беспощадный, всесокрушающий рой раскаленного металла. Там, затаясь на солнце, поджидали краснозвездный самолет тонкие, как осы, «мессершмитты» и лобастые, словно навозные жуки, «фокке-вульфы», прикрывающие с воздуха остатки немецкого флота на Черном море.
* * *
Недалеко от румынского города и порта Констанца на глубине пятидесяти метров почти бесшумно двигалась подводная лодка под командованием обер-лейтенанта Хольтмана, отдыхавшего на узкой койке в крошечной каюте, расположенной рядом с центральным постом и отгороженной от него лишь брезентовой занавесью. Обер-лейтенант размышлял о превратностях службы: «Да, преподнесла судьба подарок, что называется – превратности службы! Здесь, на Черном
море, куда перевели с базы в Лорьяне, ни наград, ни славы не завоюешь. Нет тех огромных конвоев «союзников» с военными грузами. Славно было в штормовой Атлантике! Среди ночи подкрадываешься в составе «волчьей стаи» подводного флота рейха к большим конвоям, идущим из Америки в Великобританию. Даешь команду на всплытие субмарины посреди конвоя, иногда насчитывающего до полусотни большегрузных пароходов, и обязательно там, где корабли охранения никак не ожидают появления лодки. Остается лишь выбрать цель «пожирнее». В первую очередь танкер или глубоко сидящий от полной загрузки пароход. Вахту на мостике в этот напряженный момент всегда охватывает дрожь. Сквозь рев и завывание ветра, жалобные гудки пароходов, весело кричишь в переговорное устройство: «Старпом, экипаж к бою!» И остается лишь точнее направить прибор автоматического управления стрельбой торпеда-мина выбранную жертву. Нажать на пуск – и стальные убийцы уходят к жертве. Через десяток секунд тревожного ожидания– вспышка, гром взрыва! И жертва разламывается, и пароходу ходит вместе с людьми на его борту в ледяную бездонную темноту.
Хольтман прервал размышления и прислушался. Тихо жужжали электромоторы, вращая гребные винты, вполголоса переговаривались вахтенные в полумраке красного света, ничто не нарушало спокойствия, и обер-лейтенант вновь пустился в воспоминания о своем первом командире, наставнике. Смелый и отважный был офицер, немало на его счету потопленного тоннажа и, как следствие, наград, лично врученных командующим подводным флотом рейха адмиралом Деницем. Но, увы, несмотря на свой огромный опыт, и он, как и многие до и после него, не вернулся из боевого похода и покоится вместе со своим экипажем в стальной братской могиле на дне Атлантического океана. Хольтман непроизвольно поежился, представив себе эту картину: лежащую в кромешной, холодной темноте на глубине более пяти тысяч метров на дне океана покореженную глубинными бомбами субмарину с мертвым экипажем, выражение ужаса на их лицах
Передернув плечами, как бы отгоняя мысленно нарисованное ведение, обер-лейтенант приподнялся и отодвинул занавеску, отгораживающую каюту от центрального командного отсека. Посмотрел на дежурную смену, как бы убедившись, что в отличие от только что мысленно представленной картины в океанских глубинах, все на месте и живы. Снова задернул ее, лег и продолжил вспоминать.
