Опять этот шум! Ну почему они постоянно визжат, орут и гогочут?! Почему эти существа, так похожие внешне на Великого Отца Нгеле, поведением больше напоминают стаю бестолковых обезьян? Она видела Великого Отца совсем мало, всего-то два раза за всю жизнь, а вот других Богов встречала чаще: они иногда являлись на праздники, посвященные Нгеле. И вели себя совсем иначе, не так, как эти!
Зачем, зачем она ослушалась мать, зачем? И если бы только мать, она, Лхара, нарушила все законы своего племени, и Боги покарали ее. Если бы она знала, какой будет эта кара, она бы носа не высунула из родного озера, на берегах которого прожила всю жизнь!
Но ей, видите ли, скучно стало. Надоело плести из прочных стеблей водяного цветка циновки, надоело вместе с остальными женщинами племени собирать на дне озера вкусные ракушки, надоело играть в одни и те же игры, надоело…
Перестань, Лхара, не ври сама себе. Ты просто испугалась, когда на последнем празднике Боги выбрали тебя и еще двух твоих подружек, коротышку Ткини и тихоню Мзалу. Испугалась того, что вам предстояло, и трусливо сбежала.
И нарушила главную заповедь Богов: НИКОГДА не покидать окрестности горы Тимуку.
Ослушание каралось очень строго, даже если кто-то уходил за установленный Богами предел совершенно случайно, в пылу охоты например.
Хотя случайно покинуть мир, созданный Богами, было довольно сложно. Они защитили границы этого мира невидимыми стражами, заставлявшими нарушителя корчиться от боли, стоило ему пересечь границу. Но иногда, особенно после грозы, невидимые стражи засыпали, и тогда можно было выйти. Но беглеца всегда ловили, всегда.
А потом было наказание. Лхара совсем недолго жила на этом свете, всего пятнадцать сезонов дождей прошло, поэтому ритуалов покарания ослушника видела всего три, но и этого было много. Очень много. Потому что страшно.
И каждый раз по-новому страшно. Хотя начиналось всегда одинаково – нарушителя раздевали донага, привязывали к каменному жертвеннику, и старший жрец племени кончиком ножа рисовал на теле несчастного знак одного из Богов, монотонно завывая при этом слова Призыва.
А потом появлялся тот, кого звали. Боги никогда не ходили одни, их всегда сопровождали стражи с короткими черными палками странного вида, внутри которых прятались смертельные пчелы. Однажды мать ослушника, обезумев от горя и ужаса, попыталась помешать Богу, и один из стражей выпустил из палки пчел. Только они не жужжали, эти пчелы, они рычали, громко и страшно. И пронзили женщину насквозь, превратив в окровавленное НИЧТО.
Тогда она, Лхара, совсем еще юная, пережившая всего-то пять сезонов дождей, впервые увидела, как живое разделяется на две части: НИЧТО и СВЕТ.
НИЧТО рухнуло на землю, заливая все вокруг кровью, а СВЕТ метался между Богом, стражами и привязанным к жертвеннику сыном, словно хотел помешать, уберечь, защитить.
Странно, но, похоже, никто, кроме Лхары, не видел этого, даже ее мама. Все с благоговейным ужасом следили за действиями Бога.
Вот один из стражей подает ему странную штуковину серебристого цвета, Бог направляет ее на нарушителя, и из штуковины вырывается тонкий алый луч.
И несчастный закричал. Лхара не смогла долго выносить этот крик, она присела на корточки и зажала руками уши. Больше всего ей сейчас хотелось нырнуть в спасительную прохладу озера, забиться в укромную расщелину на дне и посидеть там весь день, не слыша и не видя этого ужаса.
Да, Боги должны карать, это понятно, но… Мама всегда говорила, что Великий Отец и остальные Боги любят нас, и кара – вынужденная мера, от которой Боги страдают не меньше наказуемого.
Тогда почему этот Бог с алым тонким пламенем в руках явно наслаждается процессом? Почему его обычно холодное невозмутимое лицо раскраснелось, ноздри возбужденно раздуваются, а кончик языка облизывает тонкие губы? Зачем кромсать несчастного на куски заживо? Он ведь не хотел никуда убегать, он гнался за Большой Змеей, хотел порадовать племя добычей, змея была очень большой, много мяса.
