Когда портье позвонил и сообщил, что в вестибюле гостиницы ее ожидает некий джентльмен, Гарриет Прингл поспешно бросила трубку и выбежала из комнаты, даже не обувшись.
Уже два дня она не отходила от телефона. Последние три ночи в Афинах ей не спалось из-за тревоги и нетерпения. Ее муж остался в Румынии – стране, которую после отъезда Гарриет оккупировали немцы. Возможно, ему удалось сбежать. Возможно, сейчас он ожидает ее в вестибюле. Добежав до угла, она увидела, что это всего лишь Якимов в своей обвисшей панаме, и пошла обратно за туфлями, однако по-прежнему торопливо. Даже Якимов мог принести какие-то вести.
Спустившись вновь, она увидела, что Якимов сгорблен, словно старая лошадь. Гарриет охватили самые страшные предчувствия, и, не в силах вымолвить ни слова, она коснулась его руки. Он поднял печальное лицо и, увидев ее, заулыбался.
– Всё хорошо, – сказал он. – Наш дорогой мальчик уже в пути.
Ему так хотелось поскорее успокоить ее, что его большие виноградно-зеленые глаза чуть не выскакивали из глазниц.
– Записал сообщение от него. Где-то оно у меня лежит. Здесь, что ли… Кто-то в Бухаресте позвонил в Британскую миссию. Один из наших ребят сказал мне: мол, вы же знакомы с миссис Прингл, так занесите ей весточку. – Он продолжал шарить в карманах чесучового пиджака. – Это просто листок такой, знаете, записка.
Он залез в нагрудный карман, и она увидела, как в прорехах пиджака мелькает фиолетовый шелк рубашки, а в прорехах рубашки – иссиня-белая безволосая подмышка. Все карманы прохудились, и записка могла давно потеряться. Гарриет не дыша наблюдала за поисками, понимая, что малейший признак нетерпения только встревожит Якимова.
Теперь между ними установились вполне приятельские отношения, но так было не всегда. Год назад Якимов – князь Якимов – поселился у них в квартире и отказывался съезжать до тех пор, пока не счел Бухарест слишком опасным местом. Гарриет не любила Якимова, а он ее боялся, но, встретившись в Афинах, они поладили. Он был единственным человеком в этом городе, кто понимал ее страхи, и его утешение стало единственной опорой для Гарриет.
– Вот она! – воскликнул Якимов. – Вот! В целости и сохранности!
Она взяла бумажку и прочла: «Отправился в путь. Встретимся вечером».
Видимо, сообщение пришло несколько часов назад. День близился к вечеру. Гай, должно быть, уже приземлился в Софии и выяснил, как и она несколькими днями ранее, что румынский самолет дальше не летит и ему придется продолжать путь на самолете «Люфтганзы». Немецкая авиакомпания дала согласие на перевозку граждан союзных стран над нейтральной территорией, но ходили слухи, что некоторые самолеты отправляли в Вену, где британских подданных арестовывали. Гарриет это не грозило, но Гай, будучи мужчиной призывного возраста, рисковал.
Видя, как у нее вытянулось лицо, Якимов потрясенно спросил:
– Разве вы не рады? Это же великолепная новость!
Она кивнула и опустилась на диван, прошептала: «Просто замечательная» – и закрыла лицо руками.
– Дорогая моя!
Гарриет подняла голову. В глазах у нее стояли слезы. Она рассмеялась:
– Гай прилетит вечером!
– Ну вот! Я же говорил, что всё будет хорошо.
Смесь облегчения и усталости окончательно лишила ее сил. Гарриет не двигалась с места, понимая, что ожидание еще не закончилось. Предстояло дожить до вечера.
Якимов с тревогой посмотрел на нее:
– Почему бы нам не прогуляться? Подышать воздухом. Это пойдет вам на пользу.
