Петр Торонин сидел в своем кабинете, который находился на первом этаже его большого загородного особняка. Роскошная обстановка комнаты окутывала привычным комфортом этого сильного мужчину, в руках которого было столько власти, сколько многим не могло бы присниться даже в самом фантастическом сне.
Он сидел в удобном массивном кресле за большим дубовым столом. Тем самым, за которым он провел столько дней и ночей в работе, разбирая бумаги и разрабатывая новые хитрые схемы заработка. Это был не просто кабинет, не просто комната. Это было место силы, где зарождались идеи и придумывались планы. Самые амбициозные цели были поставлены в этом кабинете. И тут же было потрачено много часов на реализацию всех его идей.
Мужчина сидел, упираясь локтями о стол и подпирая руками голову, запустив пальцы в волосы и сминая обычно идеальную укладку. Ворот рубашки был расстегнут на две верхние пуговицы, галстук ослаблен и висел на шее невнятной тряпкой. Он сидел неподвижно, глядя в одну точку перед собой, раздумывая над чем-то сложным, архиважным, тем, что не поддавалось анализу, стараясь найти выход из безвыходной ситуации.
На столе в идеальном порядке, стройными стопками лежали бумаги, – только то, что сейчас находилось у него в работе, ничего лишнего. Рядом с бумагами стоял стакан с налитым виски и тут же, прямо посередине стола, лежал пистолет.
Мужчина перевел взгляд на стакан с янтарным напитком, протянул руку, поднес к губам и сделал глоток. Алкоголь обжег горло, пробежал по пищеводу, задержался в желудке, и он снова сделал глоток. Сейчас ему хотелось напиться, выключить мозг и просто отдохнуть. Он устал, выдохся, он больше не хотел и больше не мог. Он больше не видел смысла.
Сегодня важный день. Сегодня в его руки перешла империя криминального авторитета, известного по кличке Князь. Это большие деньги и большая власть, намного большая, чем та, к которой он привык. Намного больше, чем он когда-либо мечтал. И так просто и легко доставшаяся ему, по простому стечению обстоятельств. По глупости одного человека и слабости другого.
Надо радоваться, надо ликовать. Вчерашние соперники стали никем на фоне этого приобретения. Все те, кто еще вчера рядом с ним задирал нос, теперь опасливо притихнут, придавленные авторитетом его власти.
Венец его карьеры, которая никогда раньше не поднималась так высоко.
Но радости не было. Не было злорадства и ликования. Не было ничего, кроме пустоты, которая пожирала его изнутри. Эта пустота была как огонь, который выжигал внутренности, оставляя после себя пепел несбывшихся желаний. Что-то безгранично важное ушло из его жизни, и он больше не мог и не хотел продолжать все то, что раньше было таким важным, а теперь казалось бесполезным. То, что раньше имело значение, перестало существовать. А жестокая правда, которую он годами запихивал вглубь сознания, вылезла наружу, сжала сердце, скрутила грудную клетку, не давая вдохнуть полной грудью.
Он устал. Он выдохся. Он больше не хотел и больше не мог. Он больше не видел смысла.
Провел рукой по волосам, и черные пряди упали на лоб. Устало выдохнул и обхватил рукоять пистолета длинными пальцами. Перед глазами, как в калейдоскопе, мелькали фрагменты всей его жизни, где-то радостные, где-то печальные. Сейчас он безучастно пролистывал все это в памяти, и ему казалось, что все это не имеет смысла. Все это не важно, когда нет самого главного.
Щелчок и предохранительный клапан на пистолете отодвинул в сторону.
Сталь оружия красиво блестела у него в руке, когда он поднес дуло к виску. Одно движение и его страданиям придет конец. Одно движение и все, что теперь и так не имело смысла, перестанет существовать.
