Деятельность Департамента полиции в первые годы XX столетия представляет особый интерес для изучения истории сыска, рабочего движения и общественных настроений. Накануне Первой революции в России в правительственные учреждения поступали различные проекты по нормализации трудового процесса на промышленных предприятиях, создавались межведомственные комиссии для их обсуждения, пресса проводила кампании в поддержку тех или иных законопроектов. В создавшихся условиях не мог не активизироваться и Департамент полиции, руководство которого поощряло инициативу на местах. Результатом этого стал известный эксперимент начальника Московского охранного отделения С. В. Зубатова по легализации рабочего движения, а также более внимательное отношение политической полиции к анонимным донесениям обеспокоенных граждан. Менее известны инициативы Зубатова по установлению контроля над высшими учебными заведениями и тюремными учреждениями Москвы, прежде всего Бутырской тюрьмой. На несколько лет Московское охранное отделение заняло определяющую позицию в системе политического сыска, распространяя свое влияние на охранные отделения и губернские жандармские учреждения целого ряда российских городов (Минск, Одесса, Вильна). Секретные агенты Зубатова пытались организовать рабочие общества на местах, сообщая об успехах и неудачах в Москву.
Так как органы политического сыска Москвы были подведомственны Министерству внутренних дел, а их деятельность часто не отвечала интересам большей части отечественных и иностранных фабрикантов, Министерство финансов, защищая промышленников, разработало свою законотворческую стратегию по целому ряду общественных проблем. На практике это привело к конфликту фабричной инспекции, подведомственной Министерству финансов, с представителями секретной агентуры политической полиции. Положение осложнялось конфликтом «между полициями», а также нестабильными взаимоотношениями С. В. Зубатова со своим непосредственным начальством (Ц. Ф. Треповым, В. К. Плеве) и секретными сотрудниками (к примеру, Г. И. Шаевичем, М.В. Вильбушевич).
В монографии осуществлена попытка проанализировать деятельность Московского охранного отделения, направленную на создание подконтрольных полиции обществ рабочих, а также субъективные или объективные факторы, благоприятствующие или, наоборот, препятствующие реализации проекта С. В. Зубатова. К субъективным факторам можно отнести успешные или ошибочные решения авторов эксперимента, к объективным – обстоятельства, неподвластные их воле: протестную активность рабочих, экономическое положение в стране, влияющее на зарплаты и продолжительность рабочего дня, общественное восприятие Департамента полиции, Московского охранного отделения, губернских жандармских управлений.
Отдельный раздел посвящен анонимным донесениям, поступавшим в Московское охранное отделение в течение 1900-х гг., проанализирована реакция сотрудников полиции на информацию, содержащуюся в доносах обеспокоенных обывателей или в угрозах провокационно настроенных граждан.
Широко используемым в тексте термином «легализация рабочего движения» автор обозначает политику создания рабочих обществ взаимопомощи, действующих под контролем Московского охранного отделения и Особого отдела Департамента полиции. Активную деятельность обществ можно обозначить периодом 1901–1903 гг., начало – фактом создания устава первой организации взаимопомощи рабочих механического производства, постепенную ликвидацию – увольнением С. В. Зубатова с должности главы Особого отдела. После 1903 г. общества действуют во многом инерционно, представляя интересы рабочих в минимальном объеме. Легализация рабочего движения была в значительной мере условной: согласование устава Общества взаимопомощи рабочих с московским генерал-губернатором и обер-полицмейстером, официальное разрешение деятельности организации не означало доступа зубатовских рабочих объединений к свободной деятельности в рамках закона.
