Пало-Альто. 25 октября 2029 года.
В кабинете дома было тихо. Очень тихо.
Ночь – лучшее время для раздумий. По крайней мере, так считал
Эдвард Доусон – пожилой профессор Стэндфордского университета и по
совместительству глава Лаборатории ИИ им. Чарльза Бэббиджа.
Мужчина сидел абсолютно неподвижно, так и не удосужившись снять
пальто, и, казалось, полностью отключился от реальности.
Он понимал, что не уснет. Слишком много дел, слишком много
мыслей. Слишком много кофеина, влитого в организм за последние
сутки. К тому же на часах шесть двадцать семь утра. Ровно через час
рассвет, и нет никакого смысла ложиться. По мнению профессора,
лучше было не спать вовсе, чем ходить весь следующий день с
чувством «песка в глазах».
Доусон сидел уже третий час.
Постепенно возбуждение сменилось флегматичным спокойствием.
Дыхание стало редким и глубоким, пульс замедлился, а организм,
приведенный в состояние покоя, ниточку за ниточкой принялся
перетягивать одеяло на себя. Приглушить и без того тихие звуки,
утяжелить веки, пустить в кровь мелатонин…
Пара хитрых манипуляций, и голова плавно опускается на грудь.
Правая рука свисает, касаясь пальцами пола, а перед глазами плывут
образы.
И снова он оказывается в своей лаборатории. Только это не та
привычная ему белоснежная комната, усеянная передовыми
технологиями, а темный бункер, освещаемый лишь снопами искр с
одной-единственной лампой выхода.
Страх. Не холодный, механический сигнал псевдопаранойи, но
простой животный страх рождается в животе и быстро распространяется
по всему телу. А спустя мгновение прямо из пола начинает вздыматься
фигура, сотканная из мрака.
Как и прежде, у фигуры не было лица, по которому он мог бы её
опознать. Лица либо не было вовсе, либо оно было нечетким,
расплывалось и таяло перед глазами прежде, чем Доусон успевал
рассмотреть хоть одну черту.
Ужас нарастает. Профессор бросается к выходу, однако ватные ноги
подкашиваются, отчего тот падает на колени. Пытается ползти, не
отрывая взгляда от света лампы, но руки утопают в неожиданно вязком
полу. Он понимает: фигура стоит прямо позади, внезапно преображаясь
в статую, отлитую из металла. Безжизненную, неподвижную, невероятно
тяжелую.
«Главное разглядеть лицо… увижу лицо – и всё кончится». Собирая
остатки мужества, профессор поднимает голову, однако лица
по-прежнему нет. Лишь пустые глазницы, сковывающие их взгляды и
искажающие пространство, уплотняя темноту в подобие отсчета:
3651.21.44.35…
***
– Эдвард?!
От резкого пробуждения мистер Доусон дернулся всем телом и тут
же ухватился за столешницу, теряя равновесие.
– Дорогой? Ты дома? – дверь кабинета тихонько приоткрылась, и в
проеме показалось сонное лицо Элли.
– Да-да, я тут. Привет.
– Привет! Ты давно вернулся? Как прошло в Нью-Йорке? И почему ты
не позвонил? – Элли тут же засыпала мужа вопросами, попутно помогая
расстегнуть пальто и снять галстук.
– Пару часов назад. Сам не знаю, как прошло, – тяжело вздохнул
мистер Доусон. – Я силен в точных науках, а не в переговорах и
дипломатии. И, ей-богу, не понимаю, почему меня вызвали не в
министерство, не в Вашингтон, а прямиком в штаб-квартиру ООН.
«Предупреждение опасности технологического триумвирата»… Надо же
было так назвать, – Доусон выдержал минутную паузу. – Будут
создавать специальный комитет по вопросам искусственного
интеллекта, наноробототехники и генной инженерии. Наше
правительство идею поддержало и уже выдало ряд постановлений.
– Я так полагаю, все из-за Ады?
– Разумеется. Они хотят её заполучить. Хотят и боятся.
– Пойдем, сделаю тебе кофе, – Элли направилась в сторону кухни,
отметив блеск в глазах мужа, из чего следовало одно: беседа будет
долгой. – И чего же они боятся?
