К самолету Остудин подходил с таким чувством, словно его вели под конвоем. Он не хотел видеть ни груз, который привезли на аэродром, ни всю сцену его передачи семье Кузьминых. Одна мысль об этом останавливала сердце. В голове не умещалось, как могло случиться такое. Когда он услышал о смерти Саши Кузьмина, у него оцепенела душа. Он сразу понял – Кузьмин этого не переживет.
А ведь все в этот день начиналось так хорошо. На совещание к начальнику областного геологического объединения Батурину Остудин шел в приподнятом настроении. Еще накануне вечером он получил из экспедиции радиограмму, что испытания скважины на Кедровой площади начнут сегодня с утра. Он был абсолютно уверен в том, что она даст нефть. А это значит, что он победил. Все остальное: и нечеловеческие усилия, и самые горькие разочарования, и нервотрепка последнего времени – отошло на второй план. Он представлял радостные лица буровиков, своего зама Кузьмина, главного геолога Еланцева, и от этого у него самого невольно появлялась улыбка. Ведь все они живут на Севере ради одного – поиска нефти.
Совещание проходило по-деловому сухо, как это всегда было у Батурина, на конкретные вопросы давались такие же короткие, конкретные объяснения.
Когда оно закончилось, руководители экспедиций, и те, которых Захар Федорович Батурин похвалил, и те, которым он минуту назад бросал упреки, тесным кружком обступили его. У каждого было свое, недоговоренное. То, что минуту назад выглядело чинным мероприятием, превратилось в толчею. Батурин слушал, слегка наклонив голову, и почему-то все время смотрел на тумбочку с телефонами. Он словно ждал звонка. И через некоторое время из трех телефонов зазвонил красный, по назначению – прямой.
– Прошу простить, – сказал Батурин, и все тут же умолкли. – Да, да. Здравствуй, Семен Гаврилович… Да ты что!.. У меня как раз начальник Таежной экспедиции… – Батурин сдвинул к переносице густые, пробитые редкой сединой брови, и его лицо сразу стало суровым. Перехватив настороженный взгляд Остудина, он опустил глаза и тихо произнес: – Роман Иванович, задержись.
Закончив разговор, Батурин на ощупь, не попав с первого раза на рычаги аппарата, опустил телефонную трубку и отрешенно уставился в пространство. Начальники экспедиций, сгрудившиеся вокруг стола, застыли в молчаливом ожидании. Они поняли, что Батурину сообщили важную новость, и теперь ждали, когда он поделится ею. Но вместо этого он, все так же глядя в пространство, сделал рукой жест, который означал, что все могут расходиться. Громко отодвигая стоявшие у стола стулья, люди начали выходить из кабинета.
Батурин, который записывал некоторые просьбы начальников в свой ежедневник – толстую тетрадь в хорошем ледериновом переплете – и каждый из них знал, что все это будет взято на особый контроль, не воткнул ручку в пластмассовый голубой стаканчик, а, захлопнув ежедневник, оставил ее в нем. И, нахмурившись так, что его кустистые брови сошлись у переносицы, не произнес, а скорее вытолкнул из себя тяжелые слова:
– Неприятная новость, Роман. – Остудин обратил внимание, что он впервые назвал его просто по имени. – Звонил военком. Александра Кузьмина убили. Гроб с телом везут из Афганистана. Сегодня вечером он будет в нашем аэропорту… Насчет подробностей свяжись с военкомом…
Остудин застыл, глядя на красный телефонный аппарат. Александр был единственным сыном его заместителя Константина Павловича Кузьмина. У Кузьмина болело сердце, и он сразу подумал, что эта страшная весть убьет и его. Поэтому переспросил:
– А военком не ошибся? – и посмотрел Батурину прямо в глаза. – Две недели назад я Сашу Кузьмина вот как вас видел. Он приезжал в Таежное на побывку. У него есть невеста, дочь бурового мастера Лена Федякина.
