Любе казалось, что нынешний октябрь выдался особенно хмурым и ненастным, такого она не припомнит. Который день подряд моросит дождь вперемешку с резкими и пронизывающими до костей порывами ветра. Что за циклон обрушился на город!
Брр-р-р… Как же в такую непогоду не хочется выходить из дома… Благо, не нужно томиться на остановке в промозглую слякоть. Маленький служебный автобус, этот видавший виды старина, в любое время года исправно ходит по графику. Вечером его уставшим за день пассажирам езда особенно приятна, – они погружаются в лёгкую дремоту, а их отрешённое спокойствие бережёт умелый водитель, плавно тормозя и набирая ход.
Спасибо, дружище!
Так было и в эту пятницу. На предпоследней остановке автобус задерживается дольше обычного, потому что тут спальный район. Томясь в привычном ожидании и следуя ритуалу, Любаня дует на запотевшее оконное стекло, тут же его протирая, и вглядывается в заученный урбанистический пейзаж, попутно провожая выходящих коллег словом, а других мимолётным взглядом из окна. На затихающий город плавно опустились сумерки. Автобус тихо трогается, пассажирка откидывается в кресло, ёжится и улыбается своим мыслям, —впереди такие долгожданные выходные.
И вот уже прозаичный вечер погружает в такую ленивую негу, что можно часами недвижно лежать на кровати. Щёлк, – и твёрдая кнопка старого «советского» торшера подалась к стене, щёлк, – вернулась обратно. Щёлк, щёлк, щёлк… Под заданный ритм лежащая на кровати хозяйка пытается уловить важную мысль, что-то случившееся за день. Вот оно, вот, нет, не то, а может беседа Варьина? Нет, не то. Тишину в квартире нарушает двадцатиминутная манипуляция с щёлканьем. Но щёлк, – и кнопка вдруг больше не двинулась. И вот уже медленно Люба поднимается с подушки и присаживается. Машинально проводит рукой по лицу, потом по волосам. «Нет, этого не может быть, – спокойно говорит себе вслух, – бред какой-то, точно показалось».
Но томный вечер уже отравлен сомнением. Потом тревожность нарастает, и через пару дней приходит полная уверенность в неошибочности: «Нет, мать, как ни крути, а тебе не показалось, из ума ты ещё не выжила», – сдалась Люба, наконец, самой себе.
– Ты чего эту старушечью юбку нацепила? – недовольно буркнул муж, – до пят сейчас никто не носит.
– Да так, – совсем вяло отозвалась жена.
– Чего так?! – резко среагировал он, —чего?!
– — Да в церковь я ходила, в церковь! —выкрикнула она в ответ, —нельзя что ли свечки поставить в родительскую субботу?!
– Чего-то ты повадилась туда ходить, ладно, мне всё равно, ужин давай, сегодня жрать почти не пришлось, – смирился муж.
Она без всякого энтузиазма подчинилась его просьбе, даже с нарочитым равнодушием. Потом ходила по квартире насупившись, давая понять, что обижена надолго. Ранее обычного метнулась в спальню. Муж отчасти обрадовался такому исходу дел, —хоть бы сон удался у его вредненькой старушки. Жена в последние полгода мучается бессонницей.
Куря на балконе, глава семьи, этот коренастый широкоплечий мужчина с суровым выражением лица, охотно всматривался в ночное небо. Вторую сигарету затянул медленнее, протяжно смакуя до фильтра. Ёжась от резких порывистых дуновений, он думал про накопившиеся дачные дела у тёщи и покупку автозапчастей для родной шиномонтажки.
«Везёт тебе, – заметила как-то его супруге коллега по работе, – мужик у тебя не пустозвон, хозяйственный, хоть и угрюмый».
«Вот так вот возишь, возишь меня на работу, кому-то попутно чего-то там починишь, глядь, уведут тебя иль меня траванут! – полушутя-полусерьёзно замечала ему жена, – прям нутром чую, грех назревает!»