Какими же словами описать
Те чувства, что внутри тебя витают,
Нас до высот незримых возвышают
Иль опускают, что не устоять?
Нам не хватает слов, чтоб рассказать
О том, что так тревожит наши мысли,
Порой самих себя с трудом осмыслив,
Пытаемся их как-то записать.
И вот он настаёт тот чудный миг,
Когда мгновение и вечность – соразмерны,
И принимаем оголённым нервом
Рожденье слова, как младенца крик!
Скользит перо по девственному полю,
Спеша нарушить эту чистоту,
И мысли больше душу не неволят,
Рассыпавшись стихами по листу…
Из сборника
«Я рисую стихи»,
1999
Мы не слишком себя утруждаем,
И по праздникам каждый раз
Все привычно друг другу желаем
Пару-тройку дежурных фраз.
Начинаем всегда со здоровья,
Добрый труд не лишаем участья,
Завершаем немногословье
Пожеланием личного счастья!
Про здоровье и труд мне понятно,
Здесь мы в силах помочь себе сами,
А вот счастье – не так вероятно,
Что возможно своими руками…
Ведь, наверное, каждый пытался,
Но не всем оказалось под силу:
То ли молот тяжёлый достался,
То ли счастье немного остыло?
Кузнеца проявляя сноровку,
К наковальне пройдя сквозь ненастье,
Может, выковать просто подковку?
И повесить над дверью. На счастье!
Мне не нравится в моих детях,
Что небриты и неопрятны,
Что частенько у нас бывают
Разговоры «не из приятных»,
Мне не нравятся их компании,
И вокруг машины возня
Вызывает непонимание,
Раздражение у меня.
Что мне нравится в моих детях?
Что душою бывают отзывчивы,
И к нарядам моим придирчивы.
Иногда, закурив сигарету,
Могут выложить мне по секрету
Все свои мальчишечьи тайны.
Я не верю, что это случайно.
Мне так дорого их внимание!
Уходя от меня, каждый раз
Обернутся, махнут на прощание,
Ну, а я прошепчу: «В добрый час!»
Мир, в котором живём, необъятен,
Многолик, но как ни прикинь,
Важны только лишь три понятия:
Дом, работа и личная жизнь.
Может, эта теория новая?
Нет, не думаю, ясно вполне,
Словно люстра висит трёхрожковая,
Освещая квартиру мне.
Внешний вид у той люстры отличный,
Красота! Только вот беда,
Тот рожок, что последний, личный,
Не горит почти никогда.
Сколько я сама ни пыталась
Неисправность ту устранить,
Видно, цепь внутри оборвалась,
Не живёт в нём накала нить.
И тогда я решила проще,
Что тут делать, ведь надо жить,
Лампы новые, большей мощности
В два других рожка закрутить.
Всё – от задней стены до передней –
Люстра светом своим заливает!
Только тёмный рожок, последний,
Почему-то меня раздражает…
Я Сивцев Вражек не любила,
Он вызывал во мне протест,
И каждый раз я проходила
Сквозь неприятный трудный тест.
И не желала я мириться,
И часто жаловалась маме,
Боялась ночью спать ложиться,
Напуганная злыми снами.
Когда же бабушка губами
Молитвы долгие читала,
Мы разговор вели руками,
Пока она не замечала.
Потом мы быстро разъезжались,
Кусочек курицы откушав,
А про себя лишь усмехались:
«Зачем ей это было нужно?»
Теперь сижу и вспоминаю…
Конечно, это всё ПРО НАС!
Вот папа тихо напевает
Со старым «Беккером» романс,
Вот апельсин совсем сухой,
Что мы друг другу оставляли,
Вот – дворик за стеной глухой,
Где мы давно-давно гуляли,
И буква «Ж», что там в шесть лет
Я прочитала на афише,
Вот та кровать, где бодрый дед
Лежал почти уже неслышно…
И никогда я не смогу
Арбат воспеть – таланта мало, –
Но всё же первое «агу»
В «Грауэрмана» пропищала.
Всё память прочно удержала,
Не нужно никаких бумажек,
И я с любовью описала
Не весь Арбат, лишь Сивцев Вражек.
Чёрный уголь – белый снег,
Чёрный угол – белый свет,
Чёрный ворон – белый аист,
А какого цвета зависть?