Ева Моргалис
Было жарко и душно, как бывает только ранней осенью перед началом сезона дождей. Сонные мухи летали медленно и вальяжно, с видом маленьких, охамевших от безнаказанности читаури[1]. Народ периодически махал им вслед руками, но без особого энтузиазма. В воздухе не возникало и малейшего намека на ветерок, высокое голубое небо пугало отсутствием туч, а с ними – хоть какой-то прохлады. Деревья с пожухшими от адской жары кронами стояли недвижи́мо, устало опустив ветви к земле. Чем-то мы их сейчас напоминали: такие же полудохлые и безразличные ко всему вокруг. Прямо не линейка в честь первого сентября, а выставка овощей какая-то. Еще и проходившая в субботу. Ну что за несправедливость?
Я поморщилась, чувствуя, как по спине вдоль позвоночника медленно стекает капелька пота. Странно, что только одна: у Ждана, единственного парня в нашем классе, стоявшего аккурат передо мной, под рубашкой образовалась целая Ниагара. Я могла видеть ее отчетливо, поскольку за лето Вербицкий вымахал еще сантиметров на двадцать, и теперь его лопатки были как раз на уровне моих глаз. За это я тут же окрестила парня Мелманом[2]: он казался таким же длинным, неуклюжим, еще и влюбиться умудрился в девушку явно не своего племени. Теперь вот страдал. То есть мы все страдали от жары, только он еще и от разбитого сердца – Виктория Плагунова окончила школу в прошлом году и оставила поклонника зарабатывать аттестат в гордом одиночестве.
Черт, Плагунова… Не вовремя вспомнила – настроение и так было ниже плинтуса, а теперь вообще забурилось по самую литосферу. Я была, мягко говоря, неприятно удивлена, увидев ее в списках абитуриентов того же факультета того же вуза, куда поступил и мой парень. Блин, ну какой из этой блондинки юрист?! Скорее меня пригласят танцевать в Большой театр, чем она выиграет дело! Хотя при чем здесь дело? Будто я не знаю, почему она выбрала этот универ, ехидна крашеная. И ведь поступила же, блин! Я весь прошлый год смотрела, как она за Шуриком увивается, насилу до выпуска дотерпела. А теперь… я здесь, обиваю порог гимназии, они оба – там, за одной партой. Ух, как представлю – кулаки сами сжимаются! Чую, не выдержит душа поэта, наколдую ей однажды заячьи ушки на макушке. Ну она же любит одеваться, как модель из Playboy, вот и сэкономит на аксессуарах!
Нет, вы не подумайте: я – особа не ревнивая. Умею расставлять приоритеты и правильно оценивать возможности потенциальных соперниц. Но это при условии, что Шурик ведет себя как разумный и взрослый человек. А не подливает масла в огонь своими, несомненно, остроумными, но очень уж неоднозначными высказываниями. Честное слово, я еще немного послушаю его отзывы о Вике, а потом лайкну любимого чем-нибудь тяжелым по голове! И суд присяжных меня оправдает, поскольку в последнее время этот человек ведет себя так, будто специально испытывает на прочность мое терпение!
Я покосилась через плечо: там, на стоянке, под деревом показалась до боли знакомая синяя «мазда». Словно почувствовав мой взгляд, окно водительской двери поползло вниз, и в образовавшемся проеме показалось нахально ухмыляющееся лицо Шурика.
«Вот же паразитище!» – пронеслось в голове. Не потому, что явился на линейку, а теперь сидит перед кондиционером и наслаждается видом наших мучений, хотя уже только за это ему, чисто из вредности, хотелось пробить колесо. А потому, что явился он сюда в наказание. Которое заслужил тем, что в третий раз за лето порвал мои водительские права.
В третий, блин, раз! Я несколько месяцев ходила на курсы. Я наездила триста часов по городу. Я сдавала экзамены столько раз, что инспектор стал узнавать меня по походке, а этому… нехорошему индивиду все равно чего-то не хватало. Он вопил: «Пока не научишься определять, где право, а где лево, кататься будешь на самокате!» – а потом, по ночам, делал снежинки из пластиковых карточек.
