Всё! Попалась! Это конец! Адреналин сковывает мышцы, ощущение, словно меня облили холодной водой. Вскакиваю, бросаюсь к окну и слишком поздно замечаю, что в Архив направляются четверо. Это Совет! Стук подошв и голоса уже внизу, во дворе, совсем рядом. Бежать некуда, только прятаться и молиться, чтобы не нашли.
Ходить в обсерваторию запрещено, если поймают, в лучшем случае, остаток жизни я проведу в загонах с баркатами, убирая за ними дерьмо. О худшем страшно подумать. Но это единственное место, где лежат ответы.
Когда ищешь правду, приходится быть начеку. Листать тома и одновременно таращиться в окно – занятие сложное, тут помогли бы глаза на стебельках, как у слизня, но я обычный человек. Просто любопытный до всего неизученного. Испытываю судьбу, бросая взгляд в окно лишь иногда. И вот, доигралась.
Бегаю между стеллажей, ищу, где спрятаться в этом тихом месте, где лёгкий ветер ворошит страницы, треплет звёздные карты и гоняет прелый дух бумаги по знавшим лучшие времена каменным стенам. Замираю возле телескопа. За ним не спрячешься, он годится лишь, чтобы глазеть на кратеры на спутниках «Близнецах» и далёкие звёзды.
Лучше искать укрытие среди высоких стопок рукописей о Вселенной и её происхождении, или притаиться между рядами больших фолиантов про галактики и чёрные дыры. Остальные тома о жизни на других планетах, напоминающих Эйдос, лучше не трогать – слишком старые, развалятся.
Жаль, что все эти книги Совет хранит лишь для себя. Но я сделала отмычку и каждый день сбегаю с молений, пока все заняты, чтобы пробраться сюда, в обсерваторию на верхнем этаже Архива. Листаю пахнущие пылью страницы, погружаясь в тайны прошлого. Но сегодня Совет, видно, тоже решил обратиться к древним знаниям.
Пытаюсь протиснуться за самый большой стеллаж. Слишком узко, дальше никак, и обратно тоже. Рывок позволяет освободиться. С полки срывается книга, но я умудряюсь поймать. Выдыхаю. Том по астрономии едва не наделал шума. Аккуратно возвращаю книгу на место. Обложка ссохлась и отвалилась, не хватало ещё, чтобы листы разлетелись по всей обсерватории. Дело не в том, что беспорядок сразу заметят. Думаю, стоит беречь знания предков, даже если в них нет ответов на мои вопросы, и не сказано, что погубило мир семь столетий назад.
Мечусь среди стеллажей, заваленных ветхими томами. Зачем Совет запер их здесь и позволяет времени бесследно сожрать источник вековой мудрости? Переписывать книги – часть моей работы в Архиве, но тома в обсерватории неприкосновенны. Совет, скорее, позволит им сгинуть, нежели подпустит к древним страницам меня.
Сбегаю по узкой винтовой лестнице, протискиваюсь в последнее подходящее место – за пыльный шкаф возле входной двери. Почти не дышу, хотя лучше бы испариться. Надеюсь, советники явились не за мной.
– Это недопустимо! – рявкает за дверью знакомый женский голос: резкий, недовольный. Я вздрагиваю, узнаю бывшую наставницу. Теперь она глава Совета. – Мы все в опасности! Такое не должно проникать в обитель!
Не представляю, что попало в обитель, чтобы настолько её разозлить. Именно разозлить, а не напугать. Она просто вне себя от гнева, но при чём тут опасность? Советники спорят едва ли не шёпотом, трудно разобрать слова, сплошное бу-бу-бу. Главное, что им не до меня. Выдыхаю.
– То, что вы предлагаете – уму непостижимо! – перебивает настойчивый хриплый голос нашего главного лекаря. – В Аллидионе мы не лишаем людей жизни просто так!
За стеллажом тесно, а мне бы дотянуться ухом до щели, чтобы услышать, о чьей жизни идёт речь, на кого Совет так сильно разозлён.
– Тогда… эм-м… пускай он сделает это сам. Законно – через ритуал, – предлагает советник с неприятным сиплым голосом.
