Длинный сумеречный коридор.
Запах пота и металла. Прерывистое дыхание. Солоноватый вкус крови на губах.
Поворот.
Ольга остановилась, поднимая «АРГ-8». В холодном прищуре двадцатилетней девушки нет страха. Она спокойна. По крайней мере, так кажется остальным бойцам ее группы.
Металлокевлар бронежилета преданно льнет к телу.
– Серж, Огюст… – Она не произносит имена вслух, шевелятся только ее губы, а датчики, закрепленные у горла, улавливают микровибрации мышечных тканей и передают сигнал по коммуникационному каналу.
Двое бойцов неслышно возникают из сумерек пройденного коридора.
Впереди зал – огромное полусферическое помещение, за которым вновь паутина замысловато проложенных коридоров, то широких, то узких.
Там тюрьма. Хотя, вернее сказать, – консервационное хранилище, ибо инсекты держат своих узников в особом состоянии, адекватного определения которому попросту нет в человеческом лексиконе.
Запах. Ольга долго училась различать запахи, но упорства ей хватало с избытком, и теперь, уловив характерные флюиды чужих организмов, она отдала четкое целеуказание:
– Двое инсектов – прямо, дистанция семьдесят метров. Еще три особи левее, до них – метров сто двадцать. Больше никого не чувствую.
Сергей Немершев слушает спокойно, внимательно. Лишь блеск глаз выдает напряженное внутреннее состояние да еще палец поглаживает сенсорную гашетку «АРГ-8», играя чутким датчиком. Сколько раз говорила ему – не смей трогать спусковой механизм.
– Гасим? – Губы Огюста шевельнулись в жутковатой усмешке.
Садист. Живодер. Но в бою незаменим. Не все ли ей равно, каким способом он убивает врага? Наверное, не все равно, если в голову приходят подобные мысли.
– Без шума.
Огюст кивнул. Немершев наконец убрал палец с гашетки, провел им по самодельному глушителю и тихо ответил:
– Когда выполним миссию, отпустишь? Без глушителя? – Он подмигнул Ольге.
– Ты пришел сюда за славой или за смертью? – беззвучно осведомилась она.
– Не угадала. Я пришел убивать. И хочу, чтобы они слышали все, от начала до конца: мои шаги, звук затвора, хочу, чтобы читали мои мысли. – Он презрительно коснулся устройства мнемонического блокиратора. – Отпустишь?
– Отпущу.
– Я с тобой. Буду участвовать, – тут же подхватил идею Огюст.
Ольга лишь сокрушенно покачала головой.
Многого она попросту не понимала.
Не время для размышлений. Позже.
– Вперед. Мы прикрываем.
Две тени исчезли за ближайшим штабелем контейнеров, на смену им из сумрака коридора подтянулись еще двое бойцов, между которыми по принуждению двигался пленный инсект.
Его грубо оттолкнули в угол, чтобы не путался под ногами. Сейчас от него уже нет проку, но убивать насекомоподобное существо нельзя – Ольга твердо пообещала ему жизнь в обмен на сотрудничество.
Она оглянулась.
Антон и Рик похожи друг на друга – оба худощавые, целеустремленные, с лихорадочным блеском в глубоко запавших глазах.
В руках Антона снайперская модификация штурмовой винтовки. Он делает шаг вперед, одна рука, согнутая в локте, опирается о контейнер из черной органики, которую в качестве конструкционного и строительного материала выделяют неразумные особи инсектов.
Вокруг царят плотные сумерки.
Свет насекомоподобным не нужен. По крайней мере, не так, как людям. Выпученные фасетчатые глаза прекрасно приспособлены к «сумеречному зрению».
Они чужие. Чужие во всем, начиная от способности к телепатическому общению и заканчивая архитектурой своих построек, несущих неизгладимый отпечаток общественного разума, некоего квазисознания.
Сережа Немершев ошибается, думая, что их будет трясти от ужаса перед смертью. Ничего подобного. Смерть одного инсекта воспринимается муравейником не чувствительнее, чем для человека – отмирание одной клетки в организме. Конечно, клетки тоже бывают разные, мысленно поправилась Ольга, но развивать аналогию не стала.
