1
…Об оставленных вещах немедленно сообщайте по прямой связи «пассажир – машинист».
– Нам – сейчас!
– Не сейчас! По прямой!
– Крезя! С головкой дружишь?! Куда – по прямой?! Нам – переходить! На схему глянь!
– Что схема?! Что схема?! Она специально со смещением: станция слева, а на карте справа! Чтоб потенциального противника с толку сбить, деморализовать!
– Ага! Вован, прикинь! Взвод «коммандос» типа Шварца – в вагоне. С гранатометами, со всеми прибамбасами. И спрашивают: «Это «Сенная»? – Не! «Садовая»! И – абзац! Они – деморализованы! Бери голыми руками! Га-га-га!!!
– Хва орать! Ну, хва, ну! Мента на вас нет!
– Вон мент, вон! Сидит! Дяденька, заберите хулигана! Слабо, дяденька?!
– Хва, сказал! Вперед, ну!
Технологический институт. Переход на Московско-Петроградскую линию.
«Техноложка» – узловая. На узловых станциях людской поток традиционно стремителен и неуправляем. Особенно по утрам. И по вечерам. В час пик.
– Не сейчас!
– Сейчас!
Ораве подростков (скорее переростков!) было именно «сейчас». Кирзовые косухи, банданы с черепами по черному полю, поллитровый баночный «Амстердам» на каждого, блажной гомон…
Табло над тоннелем смаргивало: 16.40.20 (.21,22,23). Ещё не час пик. Уже ранний вечер.
Самое время для оравы подростков-переростков – на Московско-Петроградскую линию. Им до Парка Победы, до СКК, до спортивно-концертного комплекса:
Там – кумир!!! А кумир-то голый! Ну, в штанах. Не скрывающих, но подчеркивающих.
Самое то!
Топот!
Пот в пазухах.
Патлы. Запах. Затхлый…
Оргазменный рев в микрофон. Экстази.
Откровенные фрикции.
Мужж-жиккк! Спортивно-концертный! Децбеллл!!!
Мы – как ты! Ты – как мы!
– Нам – сейчас!
Вагон опорожнился…
Краткий миг салонной полупустоты. Все, кому надо, уже вышли – все, кому надо, ещё не вошли.
Сивогривый пенс в замусоленной ветровке, назло всем читающий газетку «Правда», схрустнул ее пополам и скосил глаз влево и вниз – на черную дорожную сумку-раскладушку «beskin» с изменчивыми габаритами – хоть кейс-атташе для деловых бумаг, хоть сундук мертвеца для пятнадцати человек, йо-хо-хо!
«Beskin», отформатированный под средней величины саквояж, очевидно, не был «оставленной вещью». «Beskin» с приспущенной на дециметр «молнией», очевидно, принадлежал соседу слева, очевидному воину – покоился у того в ногах.
Что воин – это воин, ощущалось за версту.
Бушлат-камуфляж – без знаков различия, без погон.
Брюки лишены форменного ранта.
Высокие тяжелые ботинки со шнуровкой – и дачники-огородники в таких грязь месят. Весна, знаете ли!
Владелец саквояжа – не дачник, не огородник. Воин. Не «коммандос» типа Шварца, но весьма и весьма… Балбес в «косухе» почти угадал: «Вон мент, вон! Сидит!»
Сивогривый пенс сварливо и наставительно сказал:
– А сумку надо за ручку держать! Или на колени ставить!
Дай пенсу волю, он бы все и вся поставил на колени. Что там сумка! Он из ныне бессильных, но громкоговорителей. Сев на «Лесной», всю дорогу провозглашал: «Сволочи! Банда! Воры!» Тихо сам с собою я веду беседу. Только громко. Реагируя на «Правду», одну только «Правду» и ничего, кроме «Правды». На «Сенной» старикан притих, когда ввалились рок-фанаты. Уровень их агрессивности в совокупности выше. Можно нарваться. Притих старикан ненадолго – «Техноложка», «Нам – сейчас!»
– Я говорю – сумку!
Воин отреагировал – никак не отреагировал. Где горох и где стена…
Брошенные здесь же опустошенные банки «Амстердама» потенциально куда опасней саквояжа средней величины, имеющего владельца. Покатится пустая жестянка, выпадет вниз, застрянет между токоведущим рельсом и металлическими частями путей – из искры возгорится пламя. И кроме того! Есть гарантия, что все они, банки, пусты, что одна из них не набита тротилом? А где те, которые? А сошли на предыдущей. Пацаны совсем! Да? В Чечне пацаны и помладше способны на…
