Введение
Экономическая наука и политика перед фундаментальной неопределенностью рынка
Глобальный кризис 2008–2009 гг. и его последствия вновь выдвинули на авансцену основной вопрос экономической науки и политики – способен ли рынок на началах саморегулирования обеспечить относительно устойчивый рост при высокой занятости и общем росте доходов? Кризис опрокинул убеждение, сложившееся в течение четверти века, ему предшествовавшей, будто теория и практика дали на этот вопрос утвердительный ответ, а противоположное мнение Дж. Кейнса и его последователей – всего лишь опасная ересь.
Кризис и его последствия обнаружили глубокую неопределенность (недостаточность, недостоверность, противоречивость, ошибочность) наших знаний (как научных, так и практических) о коренных свойствах рынка, в особенности представлений о той модели рынка («спекулятивный капитализм»), которая возникла в 1980-е годы. Центральное, ключевое место в этой модели заняли финансовые рынки.
Если рынок в целом выступает как регулятор всего народного хозяйства, то финансовые рынки – это та «подсистема» рынка, которая регулирует количественную и качественную динамику рынка – экономический рост, структурные трансформации, инновационный процесс. Бурный, гипертрофированный рост этой «подсистемы» в 1980-2000-е годы привлек к ней внимание экономической науки, но предвзятый, догматический подход породил теории, лишь частично, поверхностно и искаженно отражающие реальность. Не случайно сама эта «подсистема» оказалась в эпицентре глобального кризиса. С развертыванием кризиса 2008–2009 гг. политической элитой и деловыми кругами перед экономической наукой был остро поставлен вопрос: почему эта наука не предвидела надвигающегося кризиса? Был дан ряд ответов, суть которых сводилась к следующему:
– в условиях, когда политики, бизнес и все общество извлекали на протяжении бескризисных десятилетий выгоды из процессов дерегулирования и либерализации, никто не требовал и не ждал прогнозов относительно самой возможности мирового кризиса;
– экономическая наука в течение трех с лишним десятилетий перестала изучать проблемы макроэкономического риска и угрозы кризиса, ее базовые концепции строились на предпосылке о саморегулировании рынка вокруг состояния равновесия, что относится и к теориям финансовых рынков;
– отдельные разработки, содержавшие прогнозы кризиса, не воспринимались всерьез ни научным сообществом, ни правящей элитой, считались малоубедительными и противоречащими как опыту бескризисного роста, так и выводами науки;
– ряд ученых полагает, что к началу XXI века политика дерегулирования зашла так далеко, что у государства не осталось легитимных средств для принятия системы мер по предотвращению серьезного кризиса в условиях, когда этот кризис еще не наступил и продолжается рост (так что прогнозы кризиса были бы попросту бесполезны)[1].
Великая депрессия 1930-х гг., как и ряд не менее тяжелых депрессий и циклических кризисов в XIX веке, казалось бы, подтверждали кейнсианскую точку зрения, что устойчивый долговременный рост на основе саморегулируемого рынка невозможен. Однако три последних десятилетия почти бескризисного, почти устойчивого роста в условиях нарастающего саморегулирования рынка почти опровергли кейнсианскую позицию, если бы не глобальный кризис 2008–2009 гг.
Таким образом, историческая практика как будто дает вполне определенные аргументы как в пользу возможности, так и в пользу невозможности саморегулируемого рыночного роста. Экономическая наука тоже занимает вполне определенные позиции – но разойдясь при этом по противоположные стороны баррикады.
