Paul Strathern
Hegel
Philosophy in an Hour
Перевод с английского С. Самуйлова
Художественное оформление В. Матвеевой
Иллюстрация на обложке: Bridgeman/FOTODOM
© Paul Strathern 1997
© Самуйлов С., перевод на русский язык, 2014
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2014 КоЛибри®
В год рождения Гегеля, 1770-й, Кант представил свою инаугурационную диссертацию в Кёнигсбергском университете. В том же году родились поэты Гёльдерлин и Вордсворт. Наступало время восторженного лиризма и строгой, основательной систематизации, крайней субъективности и предельной объективности. Европа стояла на пороге величайших со времен Возрождения трансформаций. Политическим выражением этих процессов была Великая французская революция, в области культуры их олицетворением стало движение романтизма.
Тем временем промышленная революция уже меняла картину всего континента. А через несколько лет после смерти Гегеля пришла пора Маркса, подготовившего дальнейшие перемены, которым было суждено преобразить весь облик ХХ столетия.
К обоим процессам Гегель имел непосредственное отношение. Студентом он приветствовал Великую французскую революцию, а к концу жизни, совершив, в полном соответствии со своим знаменитым диалектическим методом, поворот на сто восемьдесят градусов, воздавал хвалы архиконсервативному Прусскому государству.
Пользуясь диалектическим методом, Гегель создал самую тяжеловесную из всех известных человечеству философских систем, глыбу, долженствующую восхвалять единое, целостное государство. Оказавшись, однако, в руках энергичного последователя Гегеля, Карла Маркса, тот же самый метод произвел величайшую, со времен Великой французской, революцию, которая в свою очередь породила самую тяжеловесную из всех известных человечеству политических систем (которая во многих аспектах имела необъяснимое сходство с Прусским государством).
Именно так в большинстве случаев и работала диалектическая машина Гегеля, хотя сам он, скорее всего, с таким выводом и не согласился бы.
«…величайшая наглость в преподнесении чистой бессмыслицы, в наборе бессмысленных, диких словообразований, которые до сих пор можно было услышать только в доме умалишенных, нашла наконец свое выражение в произведениях Гегеля; она сделалась орудием самой грубой, когда-либо известной мистификации и сопровождалась успехом, который поразит потомство и останется в веках памятным свидетельством немецкой глупости»[1]. Эти слова принадлежат Шопенгауэру, коллеге Гегеля по Берлинскому университету. Назначение этой цитаты не в том, чтобы настроить читателя определенным образом, а в том, чтобы предупредить. Для Гегеля все связанное с философией дело крайне серьезное, так что договоримся сразу – никаких шуток. Как сказал один английский проповедник из Бата, заметив, что собравшаяся почтенная публика внимает его речам о геенне огненной без должного уважения, «у тех, кто здесь смеется, надежды нет».
Философия Гегеля – дело очень трудное, требующее полного сосредоточения. Похоже, Шопенгауэр, при всем своем остром интеллекте, не проявил должного усердия. В то же время и сам Гегель признавал, что «меня понимает только один человек, да и тот не понимает». Некоторые критики полагают, что Гегель преувеличивал. Существовал ли такой человек вообще?
Георг Вильгельм Фридрих Гегель родился 27 августа 1770 г. в Штутгарте, в семье потомственных государственных чиновников. Отец его служил секретарем казначейства при дворе Карла Евгения, герцога Вюртембергского. От среды и воспитания у него остался сильный швабский акцент, сохранившийся до конца жизни, и твердое убеждение в том, что скромность есть одна из главных добродетелей истинной культуры.
