Что такое совесть? С этого вопроса, который однажды как-то поутру, днём, или ночью (сказать точно теперь едва ли возможно), я задал себе, берёт начало мой философский роман, или роман с собственной персоной, и несмотря на то, что он, по всей вероятности, длится до сих пор, я спешу представить его вашему вниманию, дорогой друг. Специфика моего философского «романа» в том, что, начинаясь на страницах произведения, которое будет представлено, он имеет продолжение в «реальной жизни», приглашая читателя к соучастию в нём, предлагая возможность что-то добавить, что-то додумать самостоятельно. Моя задача состоит не столько в том, чтобы развлечь, сколько в том, чтобы побудить мыслить, активизировать философское мышление, цель которого – самопознание. Мой роман, как и самое время, потраченное на него, обладает некоторым налётом академической философии, но подчиняется при этом только лишь моему демону, что выступает для меня в качестве руководящего начала. Потворствуя воле к тому, что я называю «обратимость», я вновь и вновь возвращаюсь в то утро, в тот день или вечер, в котором имел смелость или неосторожность обратиться к своему демону (демону философии) – к Совести. Тем самым она, то есть совесть моя, этот демон, стала для меня неким словом-ключом, которым я открыл двери познания – познания Добра и Зла.
Задавая вопросы, и вовсе не для того, чтобы найти на них быстрые и лёгкие ответы, я обращаюсь отнюдь не к праздным вопросам, среди которых: возможно ли пустить время вспятьили каким-то образом «победить» самое время? Возможна ли (а если возможна, то как) «обратимость»? О том, что для тех, кто рождён в мире, существует единственный закон – закон необходимости, предписывающий в должное время жить и умирать, более-менее известно всем и каждому. У меня же есть идея или желание немного посмеяться над этой необходимостью. Моя совесть, что по-прежнемувзывает из собственного, то есть неотчуждаемого, времени, из моего персонального ада, говорит об обратном – о том, что всё (о, решительно всё!) возможно, и никто, кроме меня самого, не даст мне ответы на те вопросы, которые она настойчиво ставит передо мной, заставляя искать самостоятельно. Так обстоят дела в мире, вечным спутником в котором является для меня, да, в принципе, и для каждого, его совесть.
Вопрошание о совести находится среди «проклятых» вопросов, то есть относится к их числу, которое, в общем, всем известно. Совесть вопрошает о себе: что я такое? Многие считают, что знают ответ на этот вопрос, даже не задаваясь им всерьёз (впрочем, так обстоит дело касательно и других вопросов). Причиной такого безразличия во многом является уверенность в незыблемости собственного существования. Но вопрос совести о том, что онаи откуда она, важен для понимания своей собственной природы – своих страхов и желаний. Можно сказать, забегая вперёд, что совесть не только спутник для страждущего в дольнемэтом мире, но и напоминание о мире ином, о мире горнем. Совести отводится религиозная, восстанавливающая и собирательная функция: она восстанавливает мистическую целостность человека. Я рассматриваю совесть как антропотехнику, как некоторую такую искушённость в нравах.
В повседневном словоупотреблении слово «совесть» встречается нередко, но с изменённым, либо же зачастую и вовсе вывернутым наизнанку смыслом. В общем употреблении совесть выступает в качестве синонима «вины» и «стыда». Но совесть – это самостоятельный духовный феномен, зовущий изнутрик истокам. И никем она обычно не рассматривается в качестве проводника фундаментальных экзистенциальных возможностей. Поэтому «чистая совесть», о которой в основном идёт речь в «Героической топике чистой совести», есть совесть иного рода, что постигается только экспериментальным путём – в отрыве от собственных начал и истоков, но с ориентиром на них, с имением их ввиду. Совесть соединяет повседневное сознание с сознанием высшим, которое характеризуется мной как полнота знания. Надо сказать, что всегда чувствуется фальшь и подвох, когда слово «совесть» звучит в общественном употреблении, где она, как правило, предстаёт как компромисс. Что до нечистой совести, то она допускает компромисс, когда чистая совестьподразумевает устремление к абсолютному, и в этом смысле – бескомпромиссность. Чистая совесть – это полнота бытия. Однако тот, кто выбирает стратегию чистой совести, в отличие от того, кто идёт на компромисс со своей совестью, сильно рискует – он рискует потерять рассудок на этом пути, что неизбежно с ним и происходит. Так или иначе, совесть, эта странная химера, в мире иллюзий и заблуждений, постоянно выдаёт себя за что-то другое – за то, чем она не является, тем самым, однако, лишь обнажая противоречия «этого мира». Меня интересует онтология совести, её бытийный и экзистенциальный статус.
