С улыбкой на коня садясь,
Красавица сквозь слезы улыбалась,
Ведь наступило время расставаться!
«Красавица и Зверь»[1]
У него было много имен. Свет за глаза называл его Зверем, в лицо же его звали «милорд». Если бы он мог выносить друзей, они звали бы его Флитвудом. Сестра окрестила его «занозой в мягком месте», сам он называл себя просто Маркусом, а в данный момент любой назвал бы его пьяным.
Впрочем, именно пьяным он и желал быть. Ибо быть пьяным – значит ничего не чувствовать. И ничего не помнить. Благословенное зелье помогало пережить еще один день в клетке. Но облегчение длилось недолго. Шагая под холодным дождем, Маркус чувствовал, как приятное тепло покидает его. Он уже ощущал, как тени прошлого медленно всплывают на поверхность сознания. Чтобы держать их в узде, требовались очень большие усилия, но посмотреть воспоминаниям в лицо… О, это было самым ужасающим выбором!
Тут дождь, к счастью, утих, и он остановился на булыжном тротуаре. Неподалеку свечной фонарь разгонял темноту. Не обращая внимания на холод, он расстегнул плащ и стал рыться в карманах.
– Где эта проклятая фляга? – пробормотал он, хлопая по одежде.
Его пальцы жадно схватили гладкий металл сосуда и быстро поднесли открытую флягу к губам. Тепло мгновенно распространилось по телу, и вернулось тихое забытье, оцепенение. Рассудок же затуманился, и прошлое стиралось до приемлемого уровня, что позволяло продолжить путь домой, не отвлекаясь на воспоминания.
Маркус не проделал и полдюжины шагов в нужном направлении, когда краем глаза заметил какое-то движение. Он вздрогнул и быстро повернулся; сердце же в груди учащенно забилось. На мгновение ему показалось…
Нет-нет! Он покачал головой, смеясь над собственной глупостью и снова выуживая флягу из кармана. Будь прокляты воспоминания! Он поднес горлышко к губам. Фляга была прохладная… как поцелуй.
Перед тем как утешающая жидкость скользнула в горло, он снова заметил движение и тут же резко развернулся. Звон металла заставил его отскочить и приготовиться к нападению.
Но Маркус не увидел перед собой ничего, кроме пустынной улицы и смутных теней. И только сейчас он заметил, что его фляга упала – должно быть, именно она и вызвала гулкий звон. Увы, то, что оставалось от подкрепляющей жидкости, пропитало его сюртук и накрахмаленную сорочку.
Дыхание Маркуса стало прерывистым, и он вдруг подумал, что выглядел сейчас в точности как Зверь – каким его и рисовал свет; вид у него, наверное, и впрямь был диковатый.
Он нагнулся, чтобы подобрать флягу, но тут же замер от лязгающего эхо на пустынной улице и последовавшего за ним быстрого движения, замеченного им раньше. Маркус кое-как завершил свое дело и задумался: следует ли ему что-либо предпринять? Несмотря на постоянные поиски душевной немоты, он не мог остановить всплеск беспокойства, захвативший его. Что, если это движение – результат того, что кто-то попал в беду?
Нахмурившись, Маркус сунул флягу в карман и двинулся в направлении шума. Нетвердыми шагами он подошел поближе к изящным кованым воротам внушительного особняка. Что-то в этом доме показалось ему знакомым. Отступив на несколько шагов, Маркус осознал, что это – дом его невесты мисс Анны Ньюпорт. Он прислушался к шуму. На сей раз звук был тихим, но отчетливо слышался лязг металла о металл.
Маркус заглянул за угол высокой ограды и увидел, как трое мальчишек выскользнули из сада особняка. Газовый фонарь покачивался в руке самого высокого из них, пока тот дожидался остальных. Затем вся троица поспешила в темный переулок, остановившись только на мгновение, когда последний из них вдруг повернулся и осмотрелся. Маркус поспешно нырнул обратно за угол. Может, его заметили?
