Тигр, о тигр, светло горящий
В глубине полночной чащи…
В небесах или глубинах
Тлел огонь очей звериных?
Уильям Блейк (Перевод С. Маршака)
Был один из тех сезонов, когда рыба запаздывает. Я насиловал катер и команду, ежедневно мотался далеко на север, приходил в Гранд-Харбор по самой темноте и к шестому ноября совсем приуныл, но тут в фиолетовых волнах Мозамбикского течения нам встретился первый нормальный марлин.
В тот раз «Танцующую по волнам» зафрахтовала не группа рыбаков, а один человек: мой постоянный клиент, нью-йоркский рекламщик по имени Чак Макджордж. Раз в год он совершал паломничество длиной в шесть тысяч миль: прилетал на Сент-Мэри, рассчитывая на завидный трофей. Невысокий крепыш, на висках седина, а макушка лысая, как страусиное яйцо, бурая, вся в морщинах мартышечья физиономия. Но ноги хорошие, крепкие, а когда выводишь крупную рыбу, крепкие ноги тебе ой как пригодятся.
Когда мы наконец заметили марлина, он мчался у самой поверхности, выставив из воды плавник длиннее человеческой руки и кривой, словно ятаган. По изгибу сразу понятно, что перед тобой марлин, а не морская свинья или акула. Анджело увидел его в тот же миг, что и я, перегнулся через релинг передней палубы, издал восторженный возглас, сверкая зубами в ослепительных лучах тропического солнца, и ветер хлестнул цыганскими кудрями по его смуглым щекам.
Марлин то нырял, то выныривал. Когда вода расступалась, он походил на громадное черное бревно с хвостовым плавником, в точности повторявшим изящный изгиб спинного, а потом снова уходил в глубину, и вода смыкалась над его широкой блестящей спиной.
Я тут же обернулся к кокпиту, где Чабби уже помогал Чаку устроиться в здоровенном кресле для вываживания, застегнуть страховочную сбрую и натянуть перчатки. Он перехватил мой взгляд и угрюмо сплюнул за борт, являя собой полную противоположность всем нам, уже кипевшим от азарта.
Чабби огромный, с меня ростом, но значительно шире в плечах и талии. И еще он самый отъявленный пессимист из всех, кого я знаю в нашем бизнесе.
– Стесняется твой марлин, – пробурчал он и снова сплюнул, а я усмехнулся и крикнул:
– Не слушай его, Чак! Старина Гарри тебе эту рыбину на блюдечке поднесет!
– Есть у меня тысяча баксов, и она готова с тобой поспорить! – Чак морщился от ярких отблесков солнца на воде, но глаза его возбужденно сияли.
– По рукам! – Приняв пари, хоть оно и было мне не по карману, я вновь переключил внимание на марлина.
Конечно, Чабби был прав, ведь он лучший в мире специалист по лучеперым – после меня, конечно. Это страшилище и впрямь оказалось пугливым.
Пять раз я бросал ему приманку – и так и сяк, со всевозможными хитростями и выкрутасами, – но, как только «Танцующая» шла ему наперерез, марлин бил хвостом и уходил в сторону.
– Чабби, там шмат корифены в леднике! – в отчаянии крикнул я. – Наживляй, с первого раза клюнет!
На корифену он соблазнился. Воблер я сделал сам, и он скользил по воде как живой. Я засек тот момент, когда марлин заинтересовался приманкой, напружинил свою громадную тушу, развернулся и сверкнул зеркальным брюхом, пустив из-под воды стайку солнечных зайчиков.
– Купился! – завопил Анджело. – Он купился!
Моими стараниями в начале одиннадцатого марлин заглотил приманку. Во время первых рывков и свечек я держал катер как можно ближе к обезумевшей рыбине, ведь избыток лески в воде – нешуточная нагрузка на рыболова, поэтому от меня требовалось нечто неизмеримо большее, чем зубовный скрежет и крепкая хватка на мощном фибергласовом удилище. Чак же, обустроившись в кресле, вываживал добычу, и тут его крепкие ноги пришлись как нельзя кстати.