Кому война, кому мать родна
Люди рождены друг для друга.
Марк Аврелий
Из города выбирались, бросая косой взгляд на небо, в котором безнаказанно резвились самолёты со свастикой на фюзеляжах, бояться приближения и бомбёжки, – укрыться негде, если только не юркнуть под Смоленский мост. Но, чтобы юркнуть, необходимо перелезть через ограждение, да и высоко прыгать – ноги сломаешь.
Путь Ивана лежит в Велеево, где проживает большое семейство второго поколения родственников. Даже не второго, а параллельного поколения, поскольку пошли они от родного брата отца Ивана Михаила Данилы. Отчество у братьев – Даниловичи. Посчитал, что, где десять человек живут, там и двенадцать смогут, – если жить без обид. С обидой и двое не уживутся. Почему направился именно к двоюродным братьям, объяснить не мог. Относился он к ним не очень благожелательно, сам не понимая причины подобного отношения. Живя в городе, в гости не приглашал, и они, чувствуя его отчуждённость, к нему не тянулись.
Скорее всего, решил воспользоваться военным вре-менем, чтобы какое-то время, как Одиссей, пожить вдали от жены и детей; использовал смутное время, скрываясь от семьи, занимаясь бессмысленным делом, рассчитанным исключительно на личное потре-бление, – подвигами.
Заявился к братьям, людям малоразговорчивым, но, как и он, работящим и плодовитым, надеясь найти приют, пусть и не очень благожелательный. Андрей Данилович и Роман Данилович отнеслись к приходу Ивана не сказать, чтобы отрицательно, но крайне недружелюбно, к чему Иван не был готов.
– Чего припёрся, чего не живётся в городе, здесь и без тебя тесно – задами трёмся, – такими словами встретил его один из родственников. – То носа годами не кажешь, знаться не желаешь, а как припёрло, взяло за одно место, вспомнил о нас и заявился незваный негаданный, да ещё с вещичками.
– К вещичкам друга приложил, – услужливо подсказал Андрей младшему брату неопровержимый факт, обличающий непорядочность Ивана.
Высказанную в лицо горькую правду нечем крыть, – молчит Иван; молчит, но времени зря не теряет, мысленно прокручивает иной вариант, соображая, что предпринять, если братья откажут в приюте. Был бы один, всё было бы на мази, а он за каким-то чёртом лысым притащил Валентина. Надо было от него отделаться, а как отделаешься, если у того спрятаны старинные иконы, которым в царское время цены не было, а сейчас и подавно? Обидится Валентин и не отдаст иконы, – скажет, что это его богатство, и к кому идти жаловаться? Приходится терпеть присутствие друга.
Иван понимает братьев, понимает недовольство его приходом. Своих десять ртов, да ещё два здоровых мужика на головы свалились – попробуй, прокорми. Может, попытаться осесть в Пещёрске? Любка Безродная не откажет. Любка не откажет, но Поля быстро узнает о ней. Найдёт Ивана, возьмёт за причинное место и, как бычка на верёвочке, притащит в Вежнево. Анна станет командовать, помогая дочери: «Туда не ходи, сюда ходи; туда не клади, сюда клади; не матерись, не плюйся, детей не бей, не кури в комнате, на чужих баб не заглядывайся!»
– Ладно, – смилостивился Роман, – поживи недельку, дальше посмотрим, как быть. Не выгонять же родственника…. Это ты в Вязьме мог нас не пускать к себе, даже переночевать не предлагал, а мы не такие. Правда, Андрей?
Андрей подтвердил:
– Дом твой, тебе решать. Оставляешь, значит, пусть живут, мне-то что?
– Что у тебя в мешке, догадался съестное принести?
– Не взял продуктов, дом разбомбили…
– Надеешься на нас, думаешь, мы будем тебя кормить? Не надейся! Тогда что притащил в мешке, если не съестное?
– Тут, Рома, у меня сапожный инструмент, мало ли кому понадобится починить обувь, – заискивающе произнёс Иван.
