Они стояли втроем у самой воды и наблюдали, как луна прокладывает мерцающую живую дорожку на темном море.
– Полнолуние через два дня, – уверенно произнес Джим Кортни. – Большие красные рыбы проголодаются, как львы.
На берег набежала волна, окатив пеной ноги парней.
– Давай-ка лучше лодку на воду спустим, вместо того чтобы торчать здесь и болтать попусту, – предложил его кузен Мансур Кортни.
Его волосы сияли в лунном свете, словно только что отлитая медная монетка, и улыбка выглядела такой же яркой. Он легонько подтолкнул локтем стоявшего рядом чернокожего юношу, на котором была лишь белая набедренная повязка:
– Давай, Зама.
Они одновременно наклонились к лодке. Маленькое суденышко неохотно сдвинулось вперед, и они нажали снова, но на этот раз лодка завязла в мокром песке.
– Подождем следующей большой волны, – велел Джим, и они приготовились. – Вот она, подходит!
Вдали набухла волна, потом помчалась к ним, набирая высоту. Она вспенилась на гребне и обрушилась на берег, высоко подбросив нос ялика и заставив молодых людей пошатнуться под ее ударом, – им пришлось покрепче ухватиться за планшир, когда вода захлестнула их до пояса.
– Все разом! – крикнул Джим.
Они общим весом налегли на лодку.
– Вперед!
Лодка вырвалась из песка, и юноши следом за отступавшей волной вывели ее на глубину.
– На весла! – рявкнул Джим, когда на них обрушилась следующая волна.
Все трое, подтянувшись, перевалились через борта в лодку, с их мускулистых тел стекали потоки воды. Смеясь от возбуждения, парни схватились за длинные весла, лежавшие наготове, и вставили в уключины.
– Налегай!
Весла разом пришли в движение; серебристые капли разлетались вокруг, оставляя на морской поверхности крошечные светящиеся водовороты. Ялик быстро выскочил за бурную зону прибоя; юноши работали теперь веслами в легком привычном ритме, рожденном долгой практикой.
– В какую сторону? – спросил Мансур.
Они с Замой привычно посмотрели на Джима, ожидая его решения: Джим всегда был вожаком.
– К Котлу, – решительно произнес Джим.
– Я так и думал, – засмеялся Мансур. – Ты все еще нацеливаешься на Большую Джули.
Зама сплюнул через борт, не пропустив намека:
– Поосторожнее, Сомоя. Большая Джули нацеливается на тебя.
Зама говорил на лози, своем родном языке. «Сомоя» значило «ураган». Этим прозвищем Джима наградили еще в детстве из-за его характера.
Джим нахмурился при этом воспоминании. Никто из них пока даже не видел ту рыбу, которую они прозвали Большой Джули, но они знали, что это именно самка, а не самец, потому что лишь самки вырастали до таких размеров и достигали такой силы. А ее силу они уже имели возможность ощутить через натянувшийся в глубину тонкий рыболовный линь. Под натянувшейся лесой задымился фальшборт, в твердом дереве образовалась глубокая бороздка, а их ободранные ладони кровоточили…
– В тысяча семьсот пятнадцатом году, когда мой отец плавал на старой «Деве Омана», они сели на мель у Опасного мыса, – сказал по-арабски Мансур (это был родной язык его матери). – Один матрос попытался доплыть до берега, чтобы через прибой дотащить до суши канат, и тут прямо под ним, на полпути, появился большой красный зубан. Вода была такой прозрачной, что все видели, как зубан всплывает с глубины в три сажени. Он откусил матросу ногу повыше колена и разом проглотил ее, как пес глотает куриное крылышко. Парень орал и бился на воде, вокруг него пенилась его собственная кровь, он пытался отогнать рыбину, но та кружила рядом и наконец схватила его за вторую ногу. И утащила парня на глубину. Больше они его не видели.
