Горький-детектив, или Не сердитесь на меня, Алексей Максимович!
В истории принимают участие герои произведений Максима Горького – романа «Мать» (Павел Михайлович Власов и его мать Пелагея Ниловна), романа «Жизнь Клима Самгина» (Клим Иванович Самгин), пьесы «Дачники» (Суслов Петр Иванович, его жена Юлия Филипповна и его дядя Двоеточие Семен Семенович), пьесы «Мещане» (Кривцова Елена Николаевна и Нил, машинист) и пьесы «На дне» (странник Лука и Константин Сатин).
С событий, описанных в перечисленных выше произведениях, прошло какое-то время.
Нижний Новгород красив в любое время года, а как хороша Стрелка, где встречаются две реки – Волга и Ока! Но лучше всего в этих краях летом, когда открывается знаменитая Нижегородская ярмарка.
Так думал благообразного вида старик, подходя к крепким деревянным воротам, за которыми возвышался дом, судя по всему, недавно построенный. Он немного постоял около калитки, переминаясь с ноги на ногу, но потом все-таки громко постучал. Скоро раздался звонкий женский голос.
– Кто там?
– Ниловна, это я!
Калитка отворилась. За ней стояла женщина средних лет в белом платочке. Глаза ее буквально светились добротой. Она поправила платок на голове и всплеснула руками.
– Лука! Ты, что ли? Давненько я тебя не видела.
– Вот пришел, Пелагея Ниловна.
– Все странствуешь?
– Странствую. Вот и опять в ваш город ноги привели. Пустишь переночевать?
– Пущу. Как нашел-то меня?
– Добрые люди подсказали, но в новый дом я не пойду, где-нибудь во дворе посплю. Сарайчик-то у вас есть?
– Как не быть! А то, может, в дом?
– Нет, не пойду.
– Как знаешь!
– Хоромы у вас теперь, право слово, хоромы!
– Да, дом хороший. Его Павел, как вернулся, отстроил.
– Так он, значит, сейчас тут в городе?
– Где же ему еще быть? По делам вот сейчас ушел, к вечеру вернется. Чай-то ты будешь пить?
– Буду.
– Только что самовар закипел, как будто знала, что зайдешь! Сейчас принесу тебе, тут на крылечке и попьешь.
Через несколько минут Ниловна появилась с чашкой чая и тарелкой, на которой лежали румяные пирожки.
– Ух, ты! Вкусные пироги у тебя, всегда их вспоминал, потому что нигде лучше не ел.
– Жизнь научила! Я ведь на фабрике их продавала, тем и жила, пока Павлуша-то … Да что теперь вспоминать!
После чаепития Лука достал из котомки разноцветные камешки.
– Красивые!
– Бери, если хочешь.
– Откуда такие?
– Из дальних стран.
– Ты и там побывал?
– И там. Ты-то как?
– Живу.
– А Павел как? Опять за прежнее взялся?
– Ты это про что?
– Ясно уж про что. Он же у тебя по политической статье на каторге был.
– Сейчас молчит об этом со мной, не говорит, чем занимается. Ничего я не знаю.
– Так что же он делает? Откуда средства на дом взял?
– Не сказывал, но друзья у него теперь не простые рабочие, как раньше, а совсем другие люди! И не нравятся они мне. Те, с кем раньше он дружил, были молодыми, светлыми, все о благе народа говорили, а будущем. Я слушала их и нарадоваться не могла. А эти новые его друзья – непонятные для меня, все себе на уме и только о деньгах и твердят…
– Что-то ты темнишь, Ниловна! Неужто он совсем переменился? Павел Власов и другим стал?
– Этого я не знаю. Вот хоть верь, хоть не верь! Спектакли вон по соседству с нами всякие его приятели и приятельницы разыгрывают, наш дом-то на улице крайний, как бы на отшибе, а рядом с ним постройка деревянная. Сцена это.
– Видел я. Павел, что ли, построил?
– Не без него уж. Красивые женщины тут представляют.
– Вот бы хоть глазком глянуть!
– Глянь! Туда много народу разного приходит.
– Павел тоже?
– Нет, он нечасто там бывает, дел у него много. Он сначала даже против был, а потом вдруг взял и согласился.
– А за сценой-то что?
– Ничего. Кусты там, деревья, берег крутой и лестница, что к Волге ведет.
