Дождь ритмично барабанил по стеклу. Я понял это, еще не открыв глаза. И тут же вскочил на кровати, окончательно просыпаясь. В мозгу щелкнуло: «Шипастый, здесь не бывает ни дождей, ни снега, ни прочих осадков».
Причина звука оказалась проста и незамысловата. Заключалась она в длинных стрекозиных (или мушиных, я не энтомолог) крыльях, которые задевали оконное стекло. Принадлежали эти крылья субтильному юноше, обитающему по соседству. Именно сейчас он завис на высоте третьего этажа, одновременно глядя фасеточными глазами куда-то в сторону, и пытался добиться моего внимания.
– Крылатый, мать твою, ты чего так пугаешь? Не боишься, что я тебе в голову пару пуль всажу? – Я сощурился, прикидывая, сколько сейчас времени. – Крыл, ты совсем охренел? Ночь на дворе.
Пацан не стушевался. Он знал, что я симпатизирую ему, чем откровенно пользовался. Молодой, сообразительный, вежливый. К тому же Крылатый пересекал черту только в крайних случаях. И всегда эти пересечения были обоснованы. Поэтому сказал я больше так, для порядка и из-за дурного настроения. Оно бывает у каждого нормального человека, которого будят против его воли. Если, конечно, нас еще можно было назвать людьми.
– Дядя Шип, там это, женщина…
– Журнальчик какой нашел? Ну, поздравляю! Только пользуйся кремом и давай без фанатизма. А то волосы на ладошках расти начнут. Начнут-начнут, поверь, я знаю о чем говорю.
– Дядя Шип, там живая женщина, – Крылатый замялся, опять переведя взгляд в сторону, и добавил. – На центральной улице.
Вот теперь я проснулся окончательно, рывком сняв висящие на стуле джинсы. И заодно захватил ПМ, найденный в сорок восьмой квартире. Хвала разгильдяйству хозяина, которого я никогда не увижу, пистолет висел в кобуре прямо возле шкафа. С полностью снаряженным магазином. Крылатый говорил, что в одном из «своих» домов обнаружил сейф – судя по всему, оружейный. Мы даже сходили посмотрели. Однако открыть его не смогли. Да и какой толк от огнестрела пацану, который тяжелее смартфона ничего в руках не держал? Не ровен час, еще застрелится.
На покатую крышу одного из двух домов, которыми я «владел», я вылез уже одетым, со снятым с предохранителя ПМ-ом. Архитектура Города вообще была невероятно странной. К примеру, дома – точно не «хрущевки», не «сталинки» и не «ленинградки». Что-то среднее. Взять ту же самую крышу – слуховое окно выходило на ровную площадку, огороженную чугунными перилами. Будто кто-то специально все это спроектировал, чтобы у каждого имелось своеобразное место для наблюдения. Хотя почему кто-то? Известно кто – Голос.
Женщина на улице, говорите? Может быть, просто сумасшедшая, но что более вероятно – это банальная ловушка. Спустишься помочь – тут тебя и завалят. Понятно, почему Крылатый разбудил меня.
На крышах, выходящих на перекресток, собралась уже вся честная компания: собственно Крылатый, который жил справа от меня, если смотреть на главную улицу, Гром-Баба, обитающая напротив него, и Слепой, держащий свой квартал уже напротив меня…
– О, поднялся, величество сраное, – всплеснула толстыми руками Гром-Баба.
– И вам утро доброе, Гром-Бабовна, – кивнул я, зная, что собственное прозвище эта «хрупкая» тетенька весом не меньше центнера ненавидела еще больше, чем диеты. Поэтому я его ей и дал.
– Вот ведь ублюдок, – нахмурилась она. – Ты, Шипастый, когда-нибудь договоришься…
– Ага, в одном из моих домов будет играть музыка, только я ее не услышу. Хочешь зайти в мой квартал – милости прошу. Смотри не наступи на куст какой, а то тут флора очень хищная.
– Хватит вам! – вмешался Крылатый.
Вообще перебранки с соседями были обычным делом. Они, сказать честно, уже не подразумевали никакой агрессии. Скорее, являлись своеобразным ритуалом, началом продуктивного разговора, вроде тех, что ведут бабки у подъезда. Разве что в нашем общении мата проскальзывало побольше. А что еще тут делать, если не болтать? Порой здесь так тоскливо…
