Глава 1
Город дышит
влажным, пропитанным бензином и прибитой пылью, воздухом. Дождь стучит по
жестяным крышам, по асфальту, стекает ржавыми ручьями по облупленным стенам,
монотонный, бесконечный, как моё похмелье. Я стою под козырьком и затягиваюсь
сигаретой. Телефон снова вибрирует в кармане. Вера. Третий раз за час.
— Олег,
пожалуйста, забери меня!
Её голос
дрожит. Сейчас в нём нет тех игривых ноток, к которым я привык за время нашего
общения в «Лабиринте».
— Пожалуйста,
мне больше некого просить, — умоляет она. И я слышу страх.
Я не знаю её.
Ну, то есть, знаю, конечно, но только как знают ночных бабочек: запах пота и
тяжёлых духов, привычку кусать губы, тепло тела на заднем сиденье автомобиля
или в подсобке ночного клуба, где она работает стриптизершей. Ни прошлого, ни
будущего. Но сегодня что-то заставляет меня бросить сигарету в лужу и шагнуть
под дождь.
Переулок
тёмный, как дуло пистолета, который я всегда ношу при себе, даже после ухода из
органов. Фонарь мигает, бросая на стены трепещущие тени. Вера стоит под ним
съёжившись. В промокшем плаще, с лицом, искажённым от страха.
— Ты одна? —
хриплю я, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
Она
вздрагивает, будто не ожидала, что я приду. Глаза огромные, блестящие. То ли от
дождя, то ли от слёз. Делаю шаг к ней и останавливаюсь. Вера тоже продолжает
стоять, не предпринимая попыток приблизиться. Что-то тут не так.
— Почему ты
здесь?
— Олег, я… —
её голос срывается.
Выстрел.
Грохот
разрывает тишину трущоб. Пуля с металлическим лязгом отскакивает от стены,
выбивая бетонную крошку. Где-то лают собаки, но никто не выглядывает. В этом
городе все знают: если стреляют, надо закрыть окна и прибавить звук телевизора.
Ещё один выстрел, и по плечу растекается жар. Я даже не сразу чувствую боль.
Вторая пуля бьёт ниже, отбрасывая меня на спину и пробивая лёгкое. Я падаю в лужу.
Отдалённо
слышу жалобный вой. Это воет Вера, размазывая дешёвую тушь по щекам. Выстрелы
стихли, но она не приближается, не ищет укрытия и не зовёт на помощь. Она
отступает. Медленно. Шаг за шагом скрывается в темноте переулка, исчезает, как
крыса в канализации.
— Прости, —
шепчет одними губами.
Её не трогают.
И это ответ на мой вопрос: почему она здесь.
Закрываю
глаза, а когда открываю, Веры уже нет, как и стрелявших. Зато есть кровь. И её
слишком много. Я лежу на спине, дождь бьёт в лицо. Воздух со свистом вырывается
из пробитого лёгкого.
Встать. Мне
надо встать. Перекатываюсь на бок, стиснув зубы, сдерживая стон. Руки скользят
по мокрому асфальту. Надо ползти. И я ползу. Ползу по разбитому тротуару, мимо
закрытых дверей и зарешеченных окон, мимо заколоченного магазина, где уже лет
пять никто не работает. Я цепляюсь за стены, за канализационные решётки,
оставляя за собой кровавый след, который дождь тут же размывает.
Где-то воет
сирена, но это просто фон. Полиция в эти кварталы не суётся. Разве что за трупами.
А я не труп. Пока что. Из груди вырывается хриплый смех и обрывается. От боли.
Ноги не
слушаются. Каждый метр даётся как последний. Лицо заливает то ли дождём, то ли
потом.
— Не сдохни...
Только не сдохни...
В глазах
темнеет, но я упрямо продолжаю двигаться вперёд. Ворон не сдастся, даже если
будет харкать кровью.
Больница.
Белое здание. Подарок избирателям из трущоб от нашего мэра. Падаю на лестницу и
бьюсь головой об ребро ступени. Последнее, что я вижу, — заляпанные кровью
ботинки медбрата.
— Пулевые...
Плечо… Лёгкое…
Чужие голоса
плывут надо мной. Хочу что-то сказать, но вырывается лишь стон. Провал.
На миг прихожу
в себя. Ничего нет. Только ослепительный свет заливает всё пространство. Я
думаю, так и должен выглядеть рай. Склонившийся в белоснежных одеждах ангел
подтверждает мои мысли.
