Дождь лил с ночи, не переставая. И,
хотя время зажигать фонари еще не подошло, было темно, прохожие
выбирали освещенные витринами улицы, спеша домой после трудового
дня. Разноцветные зонты плыли над тротуарами, с шелестом
проносились автомобили.
Кольцевая улица не считалась
престижным местом для проживания – совсем близко к городской стене,
а от центра с его развлечениями – далековато. Но девушка, сидевшая
в окне седьмого этажа старого дома на Кольцевой, считала, что ей
повезло: между зданиями на другой стороне улицы она видела небо.
Чаще всего оно было грязно-серым, но вечерами, когда садилось
солнце, небо над городской стеной становилось ярко-алым или
огненно-рыжим, и, постепенно темнея, меняло оттенки. Солнце уходило
за стену раскаленным докрасна кругом, окрашивая закатными лучами
клочья облаков. Только сегодня буйства красок было не дождаться:
мутные потоки воды поливали улицу, и рассмотреть что-либо за ними
казалось невозможным.
Створка окна оставалась открытой, шум
дождя наполнял темную комнату. Девушка переменила позу, устраиваясь
поудобней. Она сидела на подоконнике, глядя поблескивающими глазами
сквозь отражение в стекле, и видела, наверное, не только это хмурое
небо, а еще что-то, ведомое ей одной.
Дверь отворилась, полоса света
перерезала комнату.
– Не спишь? – послышалось.
– Не сплю, – отозвалась девушка.
– Тогда иди ужинать!
Кухонька, служившая одновременно и
прихожей, и гостиной, обходилась без окон. Здесь горели
электрические светильники, постоянно с тех пор, как тетушка Полиана
с семейством приехала погостить у племянницы. Постоянно с тех пор,
как в городском крематории сгорело тело последнего близкого и
любимого человека.
– Ну-ка, Машка-Ромашка, кушай
быстрее, пока не остыло!
Тетя весело хлопотала на кухне, ее
муж и маленький сын устроились на диванчике. Девушка села за стол,
взяла ложку.
Вообще-то ее звали Ромашкой. Странное
имя очень ей досаждало, потому что легко рифмовалось с чем угодно,
чаще обидным. Отец рассказывал, что имя это означает "прекрасный
цветок, подобный солнцу", но отец был романтиком, и, порывшись в
библиотеках, Ромашка узнала, что назвали ее в честь какого-то
сорняка.
Новая мода принесла имена, означавшие
названия диковинных цветов, растений и животных, которые редко кто
видел даже на картинке. Так бывший одноклассник Ромашки, хулиган и
забияка, носил имя Рысь. А лучшую подругу девушки звали Дельфиной.
Отец рассказывал, что дельфинами называли прекрасных и очень умных
морских существ. Тут он не ошибся – девушка нашла картинку с
дельфином, показала подруге, и та пришла в восторг, даже
распечатала себе. Всем вокруг достались имена красивые не только по
звучанию, но и по значению. Ромашка чувствовала бы себя
несправедливо обиженной, если б не знала наверняка – имя для нее
выбирала бабушка.
Бабушка Ромашки была почти легендой.
Поговаривали, что родилась она не в городе, а на хуторе, да только
существовал ли этот таинственный хутор на самом деле – никто толком
не знал. Бабушка умерла вскоре после рождения внучки, Ромашка ее
совсем не помнила, зато ее сына, своего отца, помнила очень хорошо:
невысокий, с добрым лицом и басистым голосом, он был уютным и
надежным, и таким непохожим на всех вокруг! Ромашка всегда
оставалась папиной дочкой, хотя и сожалела, что природа не наделила
ее маминой внешностью.
Мама была очень красивой: высокая и
тоненькая, темноволосая, с большими синими глазами. Она часто
болела, и только бабушкино лечение помогало ей надолго. Не стало
бабушки – и мама слегла. Денег на лечение не хватало, а надежного
друга-врача, чтобы, не считаясь с запретами, помогал маме на дому,
так и не нашлось. Только болезни не суждено было забрать ее. Все
случилось иначе, разом оставив и Ромашку, и ее старшего брата
круглыми сиротами.
