Иерусалим пал.
3-го июля 1187-го года палящее солнце стояло над Палестиной. Двадцатитысячное войско рыцарей крестоносцев растянулось на много миль. Нестерпимый зной делал свое дело, изнуряя людей, обжигая тела, отбирая силы, и до наступления заката караван Иерусалимского королевства так и не смог завершить переход к Тивериадскому озеру. Там плескалась вода, веяло ветром. Когда-то на его берегах собирались толпы паломников, чтобы услышать проповедь Спасителя. Крестоносцы помнили об этом, чтили это и с одержимостью обреченных, из последних сил медленно продвигались к заветной цели. Но тщетно, в тот день все они остались без воды.
Саладин нанес удар 4-го июля. Дневной свет померк у подножия горы Рога Хаттина, и не было жалости у воинов, и смерть пришла на поле битвы, заслонив солнце черным плащом. Семнадцать тысяч человек остались лежать убитыми. Крестоносцы были сокрушены.
Но кроме жертв людских пострадали католические святыни, что стало не менее страшным горем, чем семнадцать тысяч мучеников. Король Иерусалимского королевства утратил в походе одну из главных христианских реликвий – Животворящий крест господень и, хотя крест сей был лишь частью орудия Страстей Христовых, боль от осознания потери была неизмерима.
Эта трагическая история вскоре достигла берегов Англии. Будущий король Ричард из династии Плантагенетов, сын здравствующего короля Генриха II, был потрясен известиями из Иерусалима. С этого дня все его мысли захватил план третьего крестового похода. Одержимый единой целью, Ричард принял крест. По всем церквям Франции и Англии объявили о сборе “саладиновой десятины”.
То, что еще вчера так заботило Ричарда – распри с баронами, сложные отношения с отцом и братьями, война с французским королем, – в одночасье стало неважным. Только грядущий поход в Палестину его несокрушимой армии волновал сердце и разум, той армии, достойной вернуть Святую землю христианскому миру!
Глава I. Всадник на дороге в Пуату
2-го июня 1189 года по дороге из графства Турень в Пуату скакал всадник. Нельзя сказать, чтобы он сильно спешил, скорее, двигался походным маршем. Так путешествует человек, поставив себе важную цель или получив приказ: не теряя понапрасну времени, но, при этом, не изнуряя лошадь и себя самого. До конечного пункта было не близко: предстояло пересечь графство, ибо он направлялся в город Ньор. Дороги можно было назвать дорогами только вблизи городов, а за их пределами, вдали от крестьянских поселений всаднику доводилось преодолевать необъятные взору пустоши, пробираться через кустарники и леса. Но он радовался каждой знакомой тропинке и знал эти места как свои пять пальцев. То переходя в галоп на открытой дороге, то пробираясь пешком через лес, ведя лошадь за собой, он определял верное направление даже в сумерках. Опыт и знание местности позволяли путешественнику обходить, как говорят в народе, седьмой дорогой гибельные болота и труднодоступные места. Этот рыцарь (а он был рыцарем) провел в седле уже несколько дней; путь его лежал из аббатства Моримон в Бургундии.
Вооружение у всадника было легкое, собственно никаких доспехов на нем и не было, если не считать короткую кольчугу с рукавами и простой без забрала шлем. Узкая металлическая пластина на шлеме закрывала нос, а все его загорелое лицо с черной бородой оставалось открытым. Поверх кольчуги на рыцаре был надет плащ черного цвета и такого же цвета накидка с разрезами вместо рукавов. Красные кресты на плаще и накидке были вышиты в форме лилий, что выдавало в их обладателе рыцаря цистерцианского ордена Калатравы.
Имя нашему герою – Гаспар Грекко. Он испанец и ему сорок пять лет. В этой истории мы будем называть его просто Гаспар. Ростом рыцарь выше среднего. Черные волосы стрижены коротко, полностью открывая лоб. Такого же цвета брови, широкие и изогнутые. Брови эти так ярко выделяются, что по-своему формируют весь его облик. Края век карих глаз немного опущены вниз. Нос крупный и прямой. Аккуратные широкие усы и коротко стриженая борода, о которой мы уже упоминали, соединяясь между собой, подчеркивают и без того мужественный его портрет. Что же касается характера Гаспара, была в нем одна заметная черта: любой человек, даже при коротком общении с рыцарем, сразу мог заметить живой к себе интерес. Не напускной, не поддельный, а настоящий. В его глазах словно отражались неожиданная для сурового воина доброта, жизненный опыт, даже печаль, но никогда там не было и следа равнодушия. В довершение описания скажем, что, благодаря этому качеству, он запоминался людям, и по прошествии времени им было приятно о нем вспоминать.
