Начиная работу над этой книгой, я не предполагал, с какими трудностями придется столкнуться. Первая мировая война и участие в ней России не получили надлежащего освещения в трудах отечественных историков. Что уж говорить о таком специфическом направлении, как применение на фронтах новейшего для того времени вида войск – авиации!
Я не смог бы написать этот роман, если б не помощь замечательных людей. Петербуржец Борис Степанов стал моим научным консультантом и редактором. Он же подсказал ряд эпизодов, вошедших в текст. Алексей Лукьянов и Андрей Муравьев помогли мне с историческими источниками. На сайте «Авиация Первой мировой войны» и на моей страничке в Самиздате читатели давали автору добрые советы, обращали его внимание на ошибки и неточности. Огромное им всем спасибо!
Нас ждали за перевалом.
Группу выгрузили правильно, с имитацией высадки в разных местах, но территория противника – вещь непредсказуемая. От чужого глаза застраховаться трудно: в горах все видно издалека. Пастух ли нас заметил или женщина, не принципиально – сигнал пошел. Но, скорее всего, маршрут сдали. Черноголовые точили на группу зуб, вопрос приобрел материальные контуры. За деньги на Кавказе продают все, в том числе секретную информацию.
Мы вышли на перевал, но спускаться не стали. «Зеленка» внизу мне не понравилась. Когда тебе не раз и со вкусом портили шкуру, охота переть наудачу пропадает. Мы залегли, и я долго рассматривал заросли. Внизу было спокойно и тихо. Слишком спокойно и тихо, на мой взгляд. Время шло. Мы отставали от графика; следовало идти либо поворачивать. Возвращение без веских причин сулило неприятности: чем-то надо его объяснить, а предчувствия бездоказательны.
– Силин, – обратился я к Сашке, – проверь!
Он передернул затвор и спустился по склону. Мы взяли «зеленку» на прицел. Прошла минута, другая, третья… Все было спокойно. Сашка показался из зарослей, мы облегченно вздохнули. Ребята защелкали предохранителями. Шестое чувство заставило глянуть в бинокль. Лицо у Силина кривилось. Я понял: он обнаружил засаду. Сашка не стал шуметь, надеясь вернуться к своим, – это был его единственный шанс. Шанса ему не дали. Черноголовые не дураки, язык наших жестов знают. Сашка не подал знак «Все спокойно!», он не хотел нас подставить, но тем самым подписал себе приговор. Треснул выстрел, Сашка упал, а на перевал обрушился огненный вихрь. Ударили гранатометы, застучал ПКС, затрещали автоматы. В следующий миг из «зеленки» вывалили «духи» и, стреляя на ходу, рванули по склону. Мчались они, как олени, – наверняка предварительно ширнулись. Помедли мы минуту, и они бы добежали.
Выручил Ванюков. Заметив, что командира ранило, он не стал ждать приказа. Его ПКС заработал, поливая склон свинцом. Абреки легли, многие – навсегда. Ванюкова поддержали автоматы ребят, на склон полетели гранаты. Уцелевшие «духи» нырнули в «зеленку», и мы прекратили огонь – боеприпасы следовало беречь.
Выбора у меня не осталось. О задании можно забыть, следовало позаботиться о спасении группы. Силин погиб, половина из четырех оставшихся, и я в том числе, не могли двигаться. Я переключил связь на открытый канал и вызвал «вертушки». Я надеялся, что абреки нас прослушивают. Вторую атаку мы бы не пережили, а «вертушек» они боялись. Я не ошибся: меня услышали.
– Эй, Петров! – раздался в рации гортанный голос. – Ты жив еще?
– И даже здоров! – ответил я. Это было враньем, однако абреку знать правду не обязательно.
– Много у тебя «двухсотых»?
– Приди и посчитай! – предложил я.
– Мы придем! – пригрозил он. – Приготовься! Не забудь снять штаны!
– Ай, Ахмед, ты только обещаешь! – сказал я голосом капризного педераста. – Только своих мальчиков и любишь! Они, наверное, горячие, как все кавказские парни, и попки у них мягкие.
