Глава I. Сплошные отступления
Простые вещи и рассказ о них. – «В» слитно или раздельно? – Почему я не ругаю А. Тарковского и Б. Гребенщикова. – Апология «фельетонного» стиля. – Да, у меня нет жены и детей. – Критика «патриотизма» и «радикализма». – Да, я не занимаюсь сексом с женщинами. – Проблема эпиграфа. – Ну, начинаем рассказ!
Вначале скажем вот что: рассказ пойдет о простых вещах. Очень простых, таких, что даже и задумываешься – стоит ли писать о них вообще? Это так начинается первое отступление. Оно начинается даже раньше, с самого первого слова: как его писать, «в начале» или «вначале»? Глупость, кажется, да, однако, выходит, что и нет.
Ведь если мы пишем «в» отдельно, то получаем какую-то математически последовательную штуку, которую можно характеризовать вроде бы даже компьютерными или типа компьютерными словами – «развертка строк» и так далее. Пишем «в» – и понеслось само по себе начало. Старт дан, полосатый, а лучше шахматной расцветки, как на автогонках, флажок произвел отмашку – и все идет строка за строкой. Для читающего же – минута за минутой, начиная с той самой заглавной буковки. Стартового столба.
Зато если писать первое слово вместе – «вначале», – то выходит все как-то мягче, обволакивающе. И тут уже не от строчки к строчке, сверху вниз скользит – сперва мое компьютерное перо, а после и всякий любопытный глаз, – но как-то иначе. Какими-то тайными тропами внутри скалы текста, от буковки к буковке. Так я любил в раннем детстве, едва только читать научился: пройтись взглядом через все, положим, «а» или «о», расположенные на странице. Смысла в этом немного, но интересно. А может быть, в этом интересе смысл и проявляется.
Сами по себе эти рассуждения я знаю, как можно назвать. Их можно назвать страхом начинать упомянутый уже, проанонсированный рассказ. Пугает более всего не белое поле, покрытое значками (или процесс его «засеивания»), а просто белое поле, безо всего. Всерьез пугает, до истерики. Заполнишь эту белизну, набьешь ее значками под завязку, причем даже неважно, как сгруппированными – построчно или внутрисловно, – и как-то легче станет. Но меня вот ничего из этого не касается! Так что рассуждения о белом и крапчатом не ко мне.
Тогда другой упрек – а может, автору и писать-то нечего по существу, вот и мнется он на одном месте. Тоже вряд ли. Мне-то кажется, что любому есть о чем рассказать. Возьми да рассказывай. Ну а если у меня – не лично у меня, а у того, который о себе сейчас рассуждает в жанре «писатели о писателях», – как-то так устроены органы коммуникации, что не голосовым аппаратом я издаю нечто, а руками, бьющими по клавиатуре, – то что с того? Различие непринципиальное. У меня так даже ловчее получается. И здесь все в порядке!
Тогда еще одно – не является ли то, что предстоит прочесть кому-то ниже (сколько местоимений!), таким срыванием всех и всяческих масок с правил последовательного, и даже не последовательного, но все-таки излагания? Не запущу ли я сюда миллион каких-то странных существ, может быть, эльфов или (воспоминание из детства) «гарантийных человечков» Э. Успенского? Чтобы они, снуя туда-сюда, создавали эффект оживления, обнажения приема? Нет, не запущу.
Но что да, то да – «рассказывать рассказ» прямо так, с ходу, у меня не очень получается. Как-то даже неловко. Тут, я полагаю, нечто вроде телефонного этикета с примесью советских интеллигентских предрассудков – мол, сначала о здоровье, о делах, а потому уже о деле. Повременная оплата со всем этим покончила, однако сами советские времена упомянуты не случайно. Делаю следующее заявление – это будет рассказ о практически советских временах. О перестроечном времени. 1987 год. Такая точная дата. И тут впадаем во второе отступление.