Гранд-Леонард

Особая благодарность людям, без которых этой книги не было бы: Литвиной Илоне Владимировне (редактор) и Кобозевой Татьяне Евгеньевне (иллюстратор).

Гранд-Леонард – метрополия, мегаполис из множества мегаполисов.

Высшая точка глобализации пройдена относительно недавно. Само понятие «национальность» выветрилось из памяти сорока миллионов жителей этого исполина. Эклектика царит в искусстве, унификация живет в головах. Иван, Готфрид, Пабло или Акира – назовите свое сына, как хотите, ведь этимология утеряна. Религия? Никто не помнит, что это и зачем, хотя до сих пор в разговорах проскакивают возгласы «боже мой!» и «бога ради!».

Однако не обольщайтесь. Деление на тех, у кого денег много, и тех, кто за них надрывается до грыжи, никуда не делось: чтобы кто-то жил хорошо, надо, чтобы кто-то жил плохо, и так будет в любом людском мире.

В нем все циклично: на смену одним предрассудкам и конфликтам рано или поздно приходят другие. Деление города на так называемые сектора или «гиперрайоны» когда-то было условным. Теперь же между ними назревает раскол: у каждого свое правительство, своя элита, сильные и слабые стороны. Дух благородного соревнования во всех сферах городской жизни постепенно мутирует в противостояние и социальную напряженность.

На таком пестром фоне, в разных частях Гранд-Леонарда, разворачиваются важные для персонажей рассказов события. Здесь есть место как посредственности, апатии, невежеству – с одной стороны, так и амбициям, страсти, таланту – с другой, ибо на каждый внутренний конфликт всегда найдется несколько межличностых.

– Что ж ты, такая красивая, и все не замужем? Дело-то хорошее. Я тридцать лет со своим Феодором прожила. Как нам было хорошо…, – свесив ноги с кровати, старуха с горькой ностальгией уставилась в окно.

Элинор устало потерла лоб. Ей хотелось смотреть куда угодно (даже на пожелтевшую оконную раму), только не на пациентку. Совсем у той голова отказала: пять или шесть раз было ей сказано, что замужем. Замужем! Но что теперь ждать от потерянных, забытых?

Она дала ей еще полминуты на разглагольствования о женском счастье, а потом подошла и, нацепив рабочую улыбку, погладила по плечу:

– Варвара, вам пора на водные процедуры. Давайте поднимемся, пожалуйста.

Та подняла на сестру-филомену растерянные серые глаза: очевидно, не услышала. Ничего нового. Люди с возрастом так погружаются в воспоминания, что вернуться в дряхлую реальность им все труднее и труднее. Кому-то не хочется, а другому не можется в силу сдающего позиции рассудка. За годы работы в приюте Элинор чего только не насмотрелась.

– Что, деточка? Я же кушала недавно, не хочу более.

– Мыться, вам надо мыться, – она стала поднимать бабку, стараясь не терять терпения и оставаться приветливо-тактичной.

– А, мыться. Да, наверно, можно, – закряхтев, пациентка медленно встала на ноги, и до ноздрей молодой женщины долетел запах гнилых зубов и чего-то еще, очень неприятного, так что даже передернуло.

– Вот так, вот так, – обнимая Варвару одной рукой, а другой придерживая ее неистово трясущееся запястье, филомена медленно повела ее в купальную комнату.

Боже, только утром ее мыли, откуда этот прокисший запах от редких, до единого седых волос и от шеи? Старость не просто печальна – она отвратительна. Не только приближением смерти и тоской по ушедшему, но и всеми сопутствующими бытовыми реалиями. Болью, вонью, бессилием. Деградацией по всем направлениям. И полувековым грузом воспоминаний. Разве они их грели? Не похоже. Просто дразнили, как исчезающий за поворотом хвост поезда, на который куплен билет, но нет уже в ногах силы, чтобы догнать и запрыгнуть.

Покончив с давно опостылевшим делом, Элинор вернула постоялицу в дормиторий