C Варяжского моря дул сырой пронизывающий ветер. Предрассветный, злой. Налетал то порывами, то едва заметно касался лица, раздувал накинутый капюшон. Ткань плаща была тяжелой, и ветер никак не мог с ним совладать.
В руке тускло блестел нож, когда-то подаренный мне Соколом, по широкому лезвию стекали багряные капли, будто рубины в свете нового, затянутого тучами утра.
– Спасите! Убивают! – заголосили совсем рядом, и сразу же эхом далеко за моей спиной запел тяжелый лук. Я хорошо помнила его песню, красивую, смертоносную. Лук одного единственного человека умел так петь при стрельбе. Казалось, я была к этому готова, ведь знала же, что пытаться менять судьбу – себе дороже. Но горечь все же успела затопить мое сердце за мгновенье до того, как каленая стрела сорвалась с тетивы…
***
Далеко-далеко от Ладоги, за бескрайним Варяжским морем, лежит неприступный остров Буян. Правит там древний, могущественный род руянских князей, в незапамятные времена поклявшихся служить верховному богу Свентовиту и его детям, живущим от Ладоги до Уральских гор. Мощь Арконы, княжеского града, такова, что перед ней покорно склоняют головы все народы словенские, а враги день и ночь мечтают стереть город с лица земли. Аркона – неприступная белокаменная крепость, непробиваемая защита всех, кто просит о помощи. Сюда стекаются торговцы и воины со всех сторон света, в храм Свентовита просящие несут богатые дары, здесь может получить заступу любой несправедливо обиженный, каждый, кому требуется суд по суровым законам Арконы. Флот и войско руянов являются силой, которую до дрожи боятся и во Франкии, и в великом Царь-граде. Латиняне да цареградцы, хищные стервятники, меряют всех по себе. Будь у них подобная мощь, ни мгновенья они б не промедлили, прошли бы по словенским землям огнем и мечом. А Аркона молчит. Великий князь руянов, Финист Ясный Сокол, сдержан и не по годам дальновиден, взвешивает любое свое решение, бережет каждую жизнь, которую взялся хранить, но уж если приходит пора воевать, нет воина бесстрашнее и лепше него в ратном деле. Потому ненавидят латиняне да цареградцы Финиста, желают увидеть его мертвым али плененным навеки.
А вот фигушки им! Я любимого человека им в обиду не дам!
Я нервно надкусила морковку, захрустела в тишине. И мне дела нет до того, кем Финист стал. Я полюбила его простым дружинным, и вряд ли разлюблю, когда увижу великим князем на резном троне. Конечно, Финист позабыл и меня, и шесть долгих лет на службе у Рарога, но я-то ничего не забыла и сделаю все, чтобы вернуть ему память.
Я зло стукнула кулачком по борту княжеской лодьи. Не отдам Сокола Желанне, ни за что! В том, что произошло, я виновата ничуть не меньше купеческой дочки, но видят боги, я все исправлю. Сердцем клянусь, своей душой! Велес побери эту чернявую дуру! Я выхватила из корзинки еще одну морковку, в порыве отчаянья разломила ее пополам. Хрустнуло так, словно…
– Желанна привиделась, не иначе, – понимающе усмехнулись у меня за спиной, и Леший, дружинный знахарь, облокотился о борт рядом, поглядел на меня, весело прищурился, посоветовал по-доброму. – Как в Аркону прибудем, обожди хоть денек, сразу шейку-то ей не ломай. Не по-людски как-то будет. Тут и кроме тебя желающие найдутся.
Я открыла было рот ответить, но с другой стороны от меня неожиданно объявился Рарог.
– Почто вперед князя лезете? – тихо, но деловито поинтересовался он. – Кто Желанне первым шею свернет, жребий кидать станем, а иначе улизнет зараза чернявая, пока мы подле нее толкаться будем, решаючи.
И воины стали лениво смотреть в ночь. Я глянула на одного, на другого. Оба – сама невинность и расслабленность. Как два лесных кота – пушистых, грациозных и опасных до жути. И серьезны до самых подошв на крепких словенских сапогах. Но ведь не взаправду говорят, да и глаза у них больно насмешливо в темноте мерцают. Промолчу-ка я лучше. Я вздохнула и захрустела поломанной морковкой.
