История 1. Эмигрант по неволе
В глухой сибирской деревне, где-то на краю многострадальной, измождённой всяческими кризисами (и прочими природными катаклизмами) необъятно-обширной русской глубинки жил хомяк.
Многие скептически настроенные граждане, скривив рот в неожиданном сарказме, скажут:
– …дишь! – Ну, в том смысле, что, мол, где это видано, чтоб там хомяки жили?
Да то непростой хомяк был, а хомяк-долгожитель, да ещё, к тому же говорящий, по прозвищу Кукиш. Его в стародавние времена купец Абздыхин из Ипонии привёз – страны сказочной, и для ума нашенского непостижимо-загадочной.
Так вот: променял он его на бутыль первача, у ихнего ипонского самурая-алкоголика, поскольку гульфик себе меховой пошить собирался, а тот, как раз цветом к штанам подходил. В общем, выторговал он себе животину и в карман поклал, вместе с запонками из козьих окатышей, настоящим ипонским пресс-папье и императорской вставной челюстью эпохи Сараёки. Очень предприимчивый купец был – уж такие диковинки из странствий заморских привозил, что потом всей деревней в течение года гадали, что за штуковины и с каким хреном их жрать удобнее.
Значит, поклал он хомяка в карман, предварительно сильно надавив на евоное причинное место, чтоб тот от шока болевого сознание на время транспортировки потерял. Уж шибко образованный в медицине купец был. Сам всем оленям в округе обрезание делал и песцов оскоплял, дабы следить за численностью популяции и регулировать экспортно-импортные отношения с соседскими деревнями по торговле мехом и рогами. А хомяк-то, поскольку самурайских кровей происходил, к болям в мудях был абсолютно нечувствителен по причине крайней натренированности оных. Хозяин евоный прежний, самурай, зачастую любил на этом хомяковом месте орехи колоть, а поскольку подслеповатый был, да и самогоночкой абсолютно не брезговал, то частенько орехи с камешками путал. Бывало, положит камешек, размахнётся, что есть мочи, молоточком своим самурайским для колки орехов, да как шарахнет – а камушек не колется, вот так весь день и колотит, пока сушняк не замучит. Частенько, кстати, промахивался, поэтому у хомяка не только промеж ног закалено всё было, но и другие участки организма тоже. Так же в результате этих тренировок, на двадцать первом году жизни, хомяк заговорил! Слова, поначалу вылетающие из него после каждого удара молоточка, носили хаотичный и оскорбительно-матерный характер, но со временем приобрели осмысленность и яркую филологическую окраску, так что если б эти слова какой-нибудь там Даль или Ожегов с ипонского перевести смогли, то надолго бы задумались и впали в транс, а словари свои так бы и не издали. Правда, и отрицательный момент тренировок тоже присутствовал: хомяк был подслеповат, глуховат, крив на оба глаза и страдал безостановочным энурезом с непроизвольной дефекацией. Но, так как слов этих он не знал даже по-ипонски, то мочился и гадился под себя запросто так, молча по-самурайски, не предавая оным процессам особого значения.
