Я рожаю
в провинциальном роддоме с облезлой штукатуркой и минимум оборудования.
Отношение у персонала к девятнадцатилетней девчонке, забеременевшей сразу после
выпуска из интерната, соответствующее. Никому я здесь не нужна и неинтересна.
На улицу не выбросили и ладно.
Роды проходят
тяжело. Я мало что запоминаю. Только боль и желание, чтобы все поскорее
закончилось.
Я не хотела этого ребёнка. Он был зачат
против моей воли. Но вот он рождается, я слышу его первый плач, и что-то во мне
замыкает. Мое! – как прострел во всем теле. Гормоны, инстинкты… называйте, как
хотите, но я вдруг ощущаю такую всепоглощающую любовь, аж страшно становится от
силы этих эмоций.
Сразу
после этого я отключаюсь. Прихожу в себя уже в палате, с нетерпением ожидая,
когда принесут малыша. Я ведь даже пола его не знаю! Не было у девчонки из
интерната денег на УЗИ. И теперь сгораю от любопытства, кто у меня – мальчик
или девочка?
Еще
же имя надо! Я совсем не думала над этим, но сейчас перебираю в уме любимые
имена. Если девочка, назову Машенькой. Если мальчик – Даней.
Соседкам по палате приносят малышей, чтобы те
их покормили. Каждый раз, когда нянечка появляется с младенцем на руках, у меня
замирает сердце. Мой? Но нет, ребенка снова проносят мимо.
В конце концов, не выдерживаю. Подкарауливаю
нянечку на выходе из палаты и спрашиваю напрямик:
— Когда мне принесут ребенка?
Безумно хочется на него взглянуть. Не видела
же ни разу.
— Отказников не приносят, — бросает она на
ходу.
— Как это? — не понимаю.
— Ох, горе ты мое луковое, — вздыхает
нянечка, явно жалея меня. — Ты ж подписала отказ от ребенка. Вот и все, не твой
он больше. Со дня на день опека заберет, а там на усыновление.
Она говорит, а я не улавливаю смысл. Как
подписала? Когда? Не помню такого!
— Ничего я не подписывала! — выдыхаю резко.
Нянечка пожимает плечами:
— Говорю, что знаю. Если что не так, к
главврачу иди, разбирайся.
И я иду. Нет, я бегу! Плевать на слабость и
боль внизу живота. Сердце колотится – вот-вот пробьет грудную клетку. Что
вообще происходит? Неужели я в бреду… Нет! Не может этого быть.
Я бы не отказалась от своего ребенка. Я сама
отказная, знаю, каково это – жить в интернате. У меня фамилия Придорожная,
потому что меня нашли на обочине. Вот такой юмор у органов опеки.
Влетаю в кабинет без стука. Секретарша
пытается меня остановить, но куда ей, в интернате и не с такими имела дело. Я
просто отталкиваю ее с пути.
Главврач на месте – мужчина средних лет, в
очках, с виду приличный. Сидит за столом, заполняет бумажки. Вскидывает голову
на шум, и я выпаливаю сходу:
— Где мой ребенок?
— Ваша фамилия? — уточняет он.
Надо же, спокойный какой. Видимо, привык к
мамочкам, у которых гормоны шалят.
— Анастасия Придорожная, — выдыхаю и замираю
в ожидании ответа.
Главврач роется в бумажках. Мучительно долго.
Наконец, находит нужную, внимательно просматривает и отвечает:
— Вот отказ от ребенка, подписанный вашей
рукой.
Он демонстрирует мне бумажку. Я вглядываюсь в
подпись. Не моя она. Похожа, но не моя. Кто-то подделал и довольно неумело.
— Я это не подписывала, — трясу головой. —
Верните мне ребенка.
— Присядь, милая, — главврач переходит на
«ты» и указывает мне на стул, второй рукой машет секретарше. Мол, иди, я сам
разберусь.
Я опускаюсь на стул, ноги, в самом деле, не
держат. Секретарша уходит, и мы остаемся наедине.
— Сколько тебе лет? Девятнадцать? Ты ж
девчонка еще совсем. Работы нет, своего жилья нет. Оно тебе надо? — главврач
говорит со мной, как с дурочкой. — Какое будущее ждет ребенка с тобой, а?
Нищенское! А мы отдадим его в хорошую семью, обеспеченную, приличную. Он
получит образование, ни в чем не будет нуждаться.
