Хранитель

Луна освещала давно покосившийся старый домик, в котором тусклым огнём горела лампочка Ильича. Павел Семеныч, старый сторож, выйдя из избушки, закрыл дверь на замок. Закинув ружье за спину, он поднял сверток, который  вынес, и двинулся вглубь кладбища – путь его лежал в самый центр погоста. По пути он бормотал себе что-то под нос – не то молитву, не то какие-то свои старческие мысли. Его голос был тихим, звучащим буквально на грани полушепота, ведь погост – место упокоения мёртвых и не следует их тревожить.

 Погост располагался близ Суртаево, деревни, что под Тулой. Тихое и загадочное место. Вокруг деревушки раскинулись древние леса, словно скрывая за собой от всего мира старинные дома и не менее старое кладбище с его покосившимися надгробиями. За лесами же на многие версты простиралась степь, по которой гулял вольный ветер.

Деревня была давно забыта, её можно найти только на старых картах, а среди людей, знающих о ней, большая часть приходятся родственниками живущим здесь людям. Живут тут по большей части старики, да те, кто в свое время, не смог покинуть её. Немногочисленные приезжие, которые посещают эту деревню, являются теми самыми родственниками или людом из соседних деревень, что приехали полюбоваться местными красотами.

Места здесь действительно живописные и было в них что-то… особое. Словно среди деревьев была разлита некая древняя сила, пропитывала каждую травинку, каждый листочек. Поговаривали даже, что тут раньше обитали язычники, но потом их православные побили, деревню сожгли, а святилище языческое огонь не тронул. После ухода язычников долгое время здесь ничего не было.  Но вот в 20 веке деревня тут появилась и люди живут до сих пор. Ночью только никто особо не выходит.

Семеныч шел по кладбищу все дальше вглубь. Сквозь деревья было видно место, куда он шагал. Подсвеченный свечами пятачок вокруг могилы, а посередине стояло что-то похожее на избу. Это было старое святилище, которое поставили здесь язычники еще до прихода православных на эту землю. Семеныч зашёл внутрь, закрыл дверь на засов и, встав на колени перед идолом, зашептал:

– Батюшка Хранитель, не за себя прошу, а за людей вокруг живущих.

На улице послышались шаги. Сторож почувствовал на себе злобные взгляды. Он точно знал, что на него смотрят сквозь щели в рассохшихся досках, слышал шипение с угрозами и приказами выйти.

– Разбушевалась нечисть местная. Покоя живым не дают. –  продолжил говорить старик.

Кто-то начал настойчиво стучать в дверь. Шипение переросло в рычание.

– Наведи порядок, всем сердцем прошу,  в долгу не останемся.

Дед развернул сверток – в нем был нож. Он хотел все сделать размеренно и спокойно, стараясь не обращать внимание на происходящее вне святилища. Взяв нож в руку, он услышал как за спасительным барьером, состоящим из хлипких стен да дубовой двери, раздался душераздирающий вой. Семеныч знал как воют волки, медведи, знал как воют волколаки, но такого воя он не никогда не слышал.

"Нельзя медлить."  – подумал он.

– Прости меня, Машенька, помни старого.

Кладбищенский сторож  быстрым движением вогнал нож по рукоятку себе в сердце и таким же движением вытащил его, обагрив идол старого бога кровью.

Луна, которая освещала кладбище, стала красной, и те, кто стоял за стенами святилища, несмотря на их количество и устрашающую силу, ринулись бежать.

В Суртаево въехал черный Лексус. За рулем сидел мужчина лет сорока. Чёрные густые волосы спадали до плеч. Такая же темная борода, немного посеребренная сединой, украшала его суровое лицо. Мужчина был огромен: под два метра ростом и крепкого сложения. Голубые глаза смотрели прямо на дорогу. Мальчишки, игравшие у заборов, с огромным интересом провожали его машину взглядами, пока она не скрылась за поворотом.