Майское солнце приближалось к зениту. С городских улиц медленно исчезали длинные тени. Ярко искрились золотые купола церквей.
Базарная площадь напоминала растревоженный улей. С примыкающих улиц на нее въезжали гружёные телеги, сновали люди – продавали, покупали, прогуливались скуки ради.
Среди них привлекала внимание высокая стройная девушка в черном платье. Стараясь не смотреть по сторонам, она опустила голову и поспешила затесаться в толпе. Разодетый мужчина лет пятидесяти смотрел на красавицу полным восхищения взглядом.
Девушка торопливо пересекла площадь и вышла к зданию почты. Когда она остановилась у входа, преследовавший ее мужчина замер в стороне.
Девушка перешла через зал к прилавку и, не задавая вопросов, жалобно посмотрела на пожилого служащего, занимающегося сортировкой писем.
Тот поднял голову и, глядя на неё поверх очков, натянуто улыбнулся:
– А-а-а, снова пришла, милая? А я вот тебя и нынче порадовать не могу. Нет весточек от мужа: ни письма, ни похоронки. Я же тебе не раз говорил, горюшко луковое: коли на твоё имя что будет, я сам тебе в Зубчаниновку принесу.
Тяжело вздохнув, девушка развернулась к выходу, сопровождаемая полным сочувствия и сожаления взглядом.
* * *
Заинтересовавшийся красавицей мужчина терпеливо дожидался её выхода у двери почты. Занятый своими мыслями, он не заметил, что рядом остановилась коляска. Сидевший на козлах кучер лёгким покашливанием прочистил горло и поинтересовался:
– Иван Ильич, домой-то когда поедем? Нам ещё…
Мужчина вздрогнул от неожиданности, развернулся и погрозил кучеру кулаком.
– Понятно, барин, – вздохнул тот. – Моё дело маленькое, затыкаюсь и жду.
– Эй, дружище? – и кучер лениво повернул голову влево.
Рядом остановилась коляска.
– Чего тебе?
– Да так, – хмыкнул кучер. – Вот и мой барин такой же обормот, как и твой. Как куда уйдёт, так разом и провалится. Бывает, часами его дожидаюсь. И слова ни скажи, слухать не станет. А ежели под мухой будет, то и в рыло садануть горазд.
– Не-е-ет, мой барин кулаками не шалит, – усмехнулся кучер. – И к слугам своим относится заботливо. Человек он в Самаре уважаемый, значимый. Может, слыхал про купца Ивана Ильича Сафронова?
– Не знай, может, и слыхал, – хмыкнул «коллега». – Судя по коляске, видать, человек большущий, барин твой, и немалых денег стоит.
– Верно, таков он, – согласился кучер. – Больших, очень больших денег стоит барин мой. И баб красивых недуром любит. Как завидит красотку, так и разум из башки вон.
Выйдя из здания почты, девушка тут же оказалась в объятиях купца Сафронова. И оба кучера замолчали, наблюдая за этой картиной.
– Позволь представиться, красавица, – горячо прошептал Сафронов, обнимая девушку. – Меня зовут Иван Ильич, а тебя как?
От неожиданности девушка вскрикнула и упёрлась ему в грудь обеими руками.
– Твое красивое личико полно печали, – не замечая сопротивления, горячо шептал Сафронов. – Только прикажи, и я брошу к твоим великолепным ножкам всё, что пожелаешь!
Девушка затрепетала, у неё подкосились ноги. Тяжело дыша, она тщетно пыталась высвободиться из рук незнакомца.
– Ну, чего артачишься, красавица? – наседал тот. – Я как тебя увидел, так и разум потерял. А ты… Ну чего ты кочевряжишься, красотка?
Горящий взгляд Сафронова прожигал девушку насквозь.
– Негоже так, барин! – в отчаянии воскликнула она, резко откинув голову. – Что люди-то скажут! Замужняя я и не нуждаюсь в ваших ухаживаниях.
– Да-да, я дурно воспитанный грубиян, – отпуская её руку, ухмыльнулся Сафронов. – Если тебя постигло какое-то горе, только скажи? Я берусь утешить тебя в своих горячих объятиях!
