Стервятники (вместо пролога)
Хоть и не люблю промозглый ноябрь, но не могу не признать: есть своя красота в дождливом городском вечере. Блестящий мокрый асфальт, расцвеченный в зелень, золото и немножко красного. Чуть размытые стоп-огни автомобилей, яркий неон вывесок. Красиво, особенно из-под козырька остановки.
Однако пора работать. Надвигаю капюшон поглубже, руки в карманы – и быстрым шагом в сторону тех дворов, куда вчера выезжали на «парашютиста». Не останавливаясь, ухожу в Тени. Вдох – и мир теряет краски. Выдох – и стираются границы материального, а люди превращаются в переплетения нитей силы. Все разные, если приглядеться, но мне не до того. Мне надо к тому дому, с крыши которого уже год регулярно кто-то бросается на асфальт…
Так, стоп! Останавливаюсь, уловив кое-что интересное. Неподалеку кто-то вот-вот уйдет за грань, что делает его законной добычей стервятника вроде меня. Лишь бы возле него никто не ошивался, мне сейчас подзарядка ой, как нужна.
Панельные стены перестают быть помехой как для прохода, так и для осмотра дома. Нахожу то, что мне нужно, и какая удача – он один. Поднимаюсь на третий этаж и уже в квартире покидаю Тени.
Что тут у нас? Цианоз, Чейн – Стокс*, зрачки – приподнимаю веки, – узкие, в темной-то комнате. Передоз. Спасибо, что не в подъезде ширнулся, там тебя могли найти не ко времени. Спасти все равно бы не спасли: Жнец уже пришел. Стоит, сгусток тьмы первородной, отдаленно напоминающий человека, ждет.
Опускаюсь на колени рядом с почти-мертвецом. Взгляд на Жнеца, безмолвный вопрос: «Можно?». Разрешение, тоже безмолвное, касается края сознания. Склоняюсь к лицу, игнорируя запахи, ловлю последнее дыхание и с ним вбираю силу. Она вплетается в меня тонкими нитями и, растворяясь, перестает ощущаться чужеродной. Хорошо. Поднимаю голову: Жнец выполнил свою работу и ушел. Пора и мне. Прежде чем нырнуть в Тени, отпираю входную дверь, чтобы другим не пришлось взламывать, когда труп завоняет.
На подходе к «проклятому» дому снова выхожу из Теней. Так будет труднее найти нужное место, зато и тварь, если она там есть, не почует во мне одаренную и не затаится.
Замок чердачного люка сломан. Осматриваю: на нем следы воздействия. Это уже не первый замок, их то и дело меняют, но они ломаются один за другим, как и домофон в подъезде – ничто не должно мешать самоубийцам проникать на крышу.
На чердаке темно, пахнет пылью и дешевыми сигаретами. И тварью, хотя про нее говорить «пахнет» – не совсем верно. Их присутствие воспринимается уж точно не обонянием, просто у меня, как и у многих наших, синестезия. Подсвечиваю себе фонариком, нахожу какой-то старый ящик, на который можно сесть, осматриваюсь. Закрыв глаза, да.
Тварь рядом, я чувствую. Крадется ближе, пробует эмоции на вкус. Щупальца ее вьются вокруг, но меня пока не касаются. Неужели чует? Прячу силу как можно глубже. Я просто человек, мне грустно, жизнь ко мне так жестока, что я почти готова с ней расстаться… Вот так, подходи ближе, дай мне понять, что ты такое.
Призрак. Голодный призрак, отголосок чьих-то страданий. Вздумалось тебе, дурачку, прыгнуть с этой крыши. А кому-то (Девушке? Матери?) это причинило боль и разозлило, и злость свою она почему-то обратила не на людей, а на место, на незапертый вовремя люк, через который ты выбрался на крышу. Вот и сидишь ты тут, заманивая наверх психически нестабильных, несчастных, потерянных. И становишься сильнее с каждым раскидавшим мозги по асфальту.
Татуировку на спине предупреждающе колет: призрак пытается воздействовать на разум. Обычный человек уже топал бы к лестнице, что ведет на крышу, но я-то не совсем человек, и призрак чует подвох, осторожничает. Медленно вытягиваю нож из ботинка, царапаю кончиком мизинец: крови не надо много, достаточно, чтобы она появилась. Утратив осторожность, призрак бросается вперед, вцепляется в меня щупальцами. Я отпускаю силу, позволяя ей оживить плетение, набитое на предплечье. Призрак шарахается от меня прочь, хочет уйти глубже в Тени, но поздно. Держу крепко, понемногу вытягиваю его в человеческую реальность. Еще одно заклятие, сплетенное одной рукой, ослабляет его. Оказавшись на краткий миг вне привычной среды, призрак рассеивается – в отличие от киношных персонажей, без звука.
