«Что эта жизнь?
Дымок в небесной бездне,
Готовый каждый миг
Исчезнуть без следа…»
Из японских пятистиший.
Весна 14273 года от начала времен. Исток реки Лаэ́да.
В густом тумане предрассветных сумерек, почти сливаясь с окружающим миром, лежала драконица с чешуёй и крыльями пепельного цвета. Она была спокойна, хотя знала, что умирает, и сегодня ласковое солнце уже не взойдет для неё. Она вспоминала отца, старого мудрого дракона, который всему её научил и рассказал о важной миссии драконов – оберегать Ви́лден. Она словно услышала голос отца, донесшийся до нее по ветру сквозь века: «Этот мир принадлежит людям, эльфам и гномам, но не нам. Мы – Хранители этого мира, Отец и Мать создали нас специально: наш долг не пропускать сюда существ извне, тех, что питаются душами живых, душами миров…»
Ливса́йн победила. Она уничтожила нечто, прорвавшее тихое звездное небо, сожгла в своем пламени, но заплатила за это высокую цену – собственную жизнь. Все что волновало драконицу, так это её не рождённая дочь, жемчужное яйцо, ждущее свое время глубоко под Высокими горами, в одной колыбели с Первородным огнем. Пройдет время, и этот чистый истинный огонь пробудит Соэ́льди. Ливса́йн не знала, что ждет её дитя, сможет ли она стать настоящим драконом?
В памяти возник образ Далиа́са, эльфийского принца. Его она встретила, возвращаясь домой с Драконьего Утёса, на котором в день весеннего равноденствия собирались все драконы для продолжения рода… Ливса́йн знала, что она последняя, но все равно каждый год летела на одинокую скалу в теплом море, встречала рассвет и возвращалась домой. Так было, пока она не встретила Далиа́са. Прочитав его состояние, она поняла, что он готов к приключениям. Потратив много сил, почти все, она превратилась в девушку – человека, и вышла к эльфу. Она знала, что он не упустит возможности соблазнить представительницу человеческого рода, чтоб потом рассказать дружкам об этом приключении за бокалом терпкого эльфийского вина. Ливса́йн повезло, эльф подарил ей ребенка…
Но потраченные силы драконица не успела восстановить, потому и умирает сейчас. Далиа́с тоже мёртв. Погиб от меча какого-то удальца из вэ́мишевского войска и кровь его смыла Каменная река, как теперь воды Свияги уносят кровь Ливса́йн. Она закрыла глаза и в последний раз вздохнула. Солнца она так и не дождалась…
***
– Гарью пахнет. – Сказал гном, шумно втягивая воздух и перекидывая поудобнее топор, на всякий случай.
– Опять людишки воюют! – Отозвался другой и презрительно сплюнул.
– Ну и пусть воюют. Мы свое дело сделаем – и домой вернемся, пива пить будем. А эти пусть передерутся, нам же лучше. – Ухмыльнулся в рыжую бороду самый рослый из гномов.
Небольшой гномий отряд шел вглубь леса. Здесь была территория людей, но в это время тут охотиться лучше. На другой стороне Высоких гор все еще лежит снег, а здесь почти весь сошел уже. Но сегодня в лесу было что-то не то. Ни птицы, ни мышки не видать – тишина…
– Точно – люди воевали. – Почти шепотом сказал почтенного возраста краснолицый гном-кузнец со шрамом на лбу.
– Назад пойдем? – С надеждой спросил гном, тянувший за собой упирающегося осла.
– Неужели струсил, Дро́ги? – Расхохотался молодой гном с еще короткой бородой. – Тебе бы только камни полировать!
– Да я тебе!.. – Погрозил кулаком Дроги.
– Чего грозишься? – Не унимался молодой Гото́р, видя посмеивающихся друзей. – Моя секира быстрей!
– Бороду сначала отрасти! – Попытался урезонить не в меру разошедшегося гнома кузнец.
– Секира у него быстрей! Да я тебя и без секиры точно ребенка скручу! Да знаешь ли ты…
