Меня тащило и волокло. Тело соприкасалась с землей короткими вспышками боли. Чирк… чирк… чирк … Мимо пролетали серые стены домов, бегущие люди, конские ноги… И стоял нестерпимо громкий крик – вопли ужаса и боли, и рев… богундцев?
Кинуло на что-то мягкое, и движение прекратилось. Только голова кружилась, а глаза ничего не видели – лицо уткнулась в это мягкое, которое противно пахло и шевелилось. Полежав минуту, и немного придя в себя, я подняла голову, осмотрелась, и, с трудом, села.
Я находилась в куче орущих от ужаса людей – это на них меня кинули. И на эту вопящую массу несся огромный конь, с полуголым всадником, который тащил веревку, захлестнувшую человека, который, лежа, скользил по каменной мостовой – чирк, чирк, чирк…
Лошадь нас не раздавила – всадник дернул за поводья, конь отвернул, а в кучу упал человек, уже без веревки.
Боже! Надо немедленно возвращаться! Я попала в богундскую охоту на людей – они так рабов ловят. Но, покинуть Империю я могу, только умерев. Не самоубиваться же! Да и нечем.
Меня будто огнем жгло, и не удивительно! Руки и ноги покрыты ссадинами и синяками, одежда изорвана – будто мыши погрызли – и тело тоже изранено. Хорошо, хоть не сломано ничего – вроде бы – ведь тащили меня по камням и булыжникам.
Я осмотрелась. Место незнакомое, какой-то средневековый город, с узкой мощеной улочкой и каменными домами. Обычными, серыми. Люди, среди которых я сижу, одеты в бедные, грязные и рваные одежды, незнакомого мне покроя. Где же я оказалась? И кто я?
Осмотрела свое тело – худая женщина, с бледной кожей. Почему-то, в мужской одежде. Пощупала волосы, дернув прядку – рыжие, вьющиеся, но грязные и спутанные до такой степени, что превратились в войлок. Я бомжиха? Кошмар! Но вроде молодая, судя по фигуре и коже. Ладно! Прорвемся!
Между тем, охота закончилась. К нам подъехали несколько богундцев, и один стал орать, что бы поднялись, и построились. Но, похоже, кроме меня никто его не понимал – люди теснее сбивались в кучу, и не думали вставать. Дикарь разозлился, и принялся хлестал всех подряд, без разбору, кнутом. Рабы – а мы уже ими стали – огласили опустевшую улочку воплями боли.
Я знаю, что такое удар кнута, поэтому быстро вскочила и замерла – построилась. Но, на мое послушание не обратили внимания – кнут задел плечо, будто обжег.
Взвизгнув, я закричала по ассински, не уверенная, что рабы поймут:
– Встаньте и постройтесь! Иначе, нас забьют!
Голос у меня был приятный – ну, хоть в этом повезло.
Может, и зря я вылезла – богундцы обратили на меня внимание, что не хорошо.
Люди поняли, хотя и не сразу – от испуга и шока они плохо соображали. Мне пришлось повторить, рабы начали вставать, и пристраиваться ко мне. При этом, выяснялась еще деталь – я была очень маленькая. Очень худенькая, и маленькая ростом, почти, как ребенок. Хотя, подростком точно не была.
Наконец, рабы построились, и их быстро связали, попарно, нога к ноге. А пары соединили другими веревками, образовав шеренгу.
Меня не связали.
– Пошли! – рявкнул богундец пленным, показывая кнутом, куда идти.
Я перевела, и повторила жест варвара, показывая направление.
Рабы тронулись шеренгой.
Талию захлестнула веревка, и меня опять потащили за лошадью, на этот раз, не быстро, и я, торопливо, пошла следом за конем. Рабы тащились за нами.
Мы прошли по улице, свернули на другую. Это был город, обычный для империи, с одно-двухэтажными домами, стоящими напротив друг друга, теперь полуразрушенными. Вокруг все носило следы нападения богундцев – на мостовой валялись трупы, в основном, мужчин, а многие из поврежденных зданий горели. И тишина, только звякали, по камням, подковы коней, да шаркали ногами, охали и стонали, рабы. Тишина… Похоже, живых в городке не осталось. Или они спрятались, затаились.
