Произошло как в каком-нибудь анекдоте: жена принимала ванну, ее мобильник лежал на столе; я пытался смотреть очередную вечернюю муть. Мобильник пиликнул – пришла эсэмэска. От нечего делать я взял его и открыл. На дисплее появилась надпись: «Спокойной ночи, рыбка!»
Комната качнулась, по волосам дунуло холодом. Стало страшно и радостно, как бывает, когда чувствуешь, что через минуту жизнь изменится, помчится по совсем другому руслу, или, точнее, как водопад обрушится в пропасть, чтобы там, попенившись, устремиться дальше… Да, стало страшно и радостно, и я торопливо, до возвращения жены, проглядывал другие сообщения, читал нежные послания ей какого-то мужика и ее этому мужику.
Читал и набирался злой веселостью… Вообще-то я давно тяготился житьем с женой (хоть и пробыли мы вот так, каждый день вместе, меньше трех лет), случалось, изменял ей с проститутками, но от нее измены не ожидал, тем более такой – кажется, всерьез…
Она вышла из ванной, обмотанная полотенцем. Кожа ярко-розовая, распаренная, лицо оживленное. Что-то хотела сказать, может, предложить сексом заняться, но увидела у меня в руках свой телефон, и лицо сразу изменилось – из мужа я мгновенно превратился во врага.
Опережая мое пусть и не совсем искреннее, но все же правомерно недоуменно-негодующее: «Что это такое?!» – она начала выкрикивать, что вот какой я подонок, шарюсь в чужих телефонах; что давно хотела сказать; что ей нужно родить ребенка, а я алкаш; что я жмот – денег полно, а она до сих пор торчит в этой съемной дыре… В общем, за минуту успела выплеснуть все, что вообще свойственно выплескивать прижатому к стене бабью. А я сумел только сказать:
– Ну и тварь ты, Наталья.
Схватил с тумбочки лопатник, где были деньги, документы и карточки, прошел в прихожую, замочив ноги (с жены натекло), обулся, накинул пальто, щелкнул собачкой замка.
– Ты куда? – без интонации, как-то умиротворенно спросила жена.
– В жопу.
– Отдай мне телефон.
– Хер тебе.
Я выскочил на площадку, ткнул кнопку лифта. Но ждать не было сил, и я побежал вниз по лестнице.
От мороза перехватило дыхание, сразу защипало глаза и щеки… Зима в тот две тысячи шестой была в Москве холодная, несколько недель за тридцать давило…
Я постоял у двери подъезда, пытаясь решить, что теперь делать… Зря так взял и выскочил. Как психованная девка или как виноватый. Правильней было бы сунуть ей в зубы сумку и – за дверь. Катись к своему пусику, сука!.. Квартиру я́ снимаю, деньги плачу, а она вообще кто? что? Но возвращаться было глупо, выяснять отношения явно бессмысленно, и я пошел к «Седьмому континенту».
На выезде со двора стоял наш «Форд». Он принадлежал формально жене, был подарком ее родителей на нашу свадьбу. Но ездил на нем в основном я. У жены не выдерживали нервы рулить по московским улицам, торчать в пробках…
Вспомнилось, как я по утрам спускался первым, прогревал машину, а потом приходила жена, и я вез ее на работу, а затем отправлялся к себе в агентство… Я быстро научился ориентироваться в Москве, объезжать проблемные участки, а если и попадал в заторы, то редко нервничал – слушал молодые актуальные группы вроде «Сансары», «Мельницы», «Люмена» или аудиокниги. В конце концов время, проводимое в машине, стало чуть не лучшей частью дня. И вот теперь, в эти минуты, все уходило в прошлое. Точнее – почти все… Конечно, автомобиль я себе куплю, но в нем будет иначе… Вообще – многое будет иначе…
И вдруг показалось, что не так серьезно произошедшее. Чтоб убедиться или, наоборот, разувериться, я достал мобильник, открыл «Принятые сообщения» и снова пробежал взглядом письма. Вчитываться было слишком больно, мне хватало отдельных слов. «Рыбка», «зая», «встретимся», «целую», «до завтра»…
