В Вильбурге Его Высочества не оказалось. Он отбыл со двором в свою резиденцию в Маленберг, в замок, что находился в половине дня пути на юг от Вильбурга. Полдня пути. Всего полдня. Пусть он со своими людьми придёт к ночи, но лучше добраться к ночи, чем здесь, в Вильбурге, встретить Адольфа фон Филенбурга. Этого жирного и истеричного вильбургского епископа.
Аббат Илларион, посмеиваясь, рассказывал Волкову во время пиров в Хоккенхайме, что епископ зеленеет лицом и трясёт своими подбородками, когда слышит имя кавалера. Епископ всех уверяет, что Волков вовсе не рыцарь, а вор, который его обокрал, выманив у бедняги пятьдесят талеров на дело, которое не сделал. И что сам он, епископ Вильбурга, не просил своего брата, архиепископа Ланна, производить этого проходимца в рыцари. И что письмо, которое привёз мошенник от него, подложное. В общем, встречаться с этим жирным попом Волков не хотел ни при каких обстоятельствах и задерживаться в Вильбурге не стал.
С ним были офицеры Рене и Бертье и их люди, почти сто шестьдесят человек. Дело в том, что ещё в Хоккенхайме он выдал им деньги вперёд за месяц, и месяц этот заканчивался только через неделю.
Можно, конечно, было их отпустить с Богом, всё равно они ему были особо и не нужны, но Волков потащил с собой всех этих людей. Ему почему-то казалось, что приди он к курфюрсту не один, а с хорошим отрядом, курфюрст выкажет ему больше уважения. А может, и награда будет побольше. Вот и не отпускал он их, даже несмотря на то, что «кров и прокорм» были за ним. И всё это не считая людей Карла Брюнхвальда. Они тоже были оплачены вперёд. Их было ещё почти сорок человек. В общем, затрат было немало, но он готов был нести эти траты, лишь бы прийти к герцогу во главе отряда. Гордыня? Да, гордыня. Но пусть герцог знает, что он способен вести и содержать без малого две сотни людей, да ещё с тремя офицерами.
Так он и выехал из Вильбурга впереди колонны солдат. А с ними был и обоз, во главе которого ехала роскошная карета некогда страшной ведьмы Рябой Рут из города Хоккенхайма, из окна которой поглядывала на всех, одетая в парчу, совсем молодая женщина. Она не была красавицей, но всё говорило в ней о её высоком происхождении. И вид её был притягателен, многие мужчины сочли бы её желанной. Лик её, осанка и высокомерный взгляд заставляли простых людей кланяться карете. Все, кто знал девушку, обращались к ней не иначе, как госпожа Агнес. А те, кто не знал, завали её госпожа Фолькоф, считая ее какой-то родственницей рыцаря. На что она благосклонно отвечала и не исправляла обратившегося. Видимо, она была не против, чтобы все так и считали. А вот те, кто знал, где рыцарь её подобрал, и Сыч, и Ёган, так они вообще без необходимости к ней не обращались. И хотели бы держаться от неё подальше.
– Ну её к чёрту, – коротко выразился Фриц Ламме по прозвищу Сыч.
И Ёган, человек, который никогда с Сычём не соглашался ни по каким вопросам, тут был с ним абсолютно солидарен:
– Дьяволова баба, жду не дождусь, когда господин её попрёт от себя.
Но сейчас Ёгану было непросто её избегать. Господин не дал Агнес денег нанять кучера, и кучером пришлось быть ему. А он всю свою крестьянскую жизнь управлял только телегой. А тут на тебе, карета.
Да ещё в четыре коня. Шутка ли? Он старался, как мог, но за каждую яму на дороге за каждое резкое движение или крен кареты в спину ему летел выговор. Выговаривала ему не сама Агнес. А новая служанка её, некрасивая, но молодая бабёнка с жирным лицом и сильными плечами, как у мужика. Госпожа звала её Астрид.
Она и говорила ему, хоть и громко, но постным голосом без чувства в словах:
– Неумение своим ты госпоже докучаешь. Беспечный ты кучер.
