Глава первая. Ночной пара
Как сейчас гудела гридница голосами: шел пир, шло застолье. Праздновали Ясницу, светлый весенний праздник. Распивали лучший мед из погребов князя Гнежко*, заедали смех и разговоры жаренным на вертеле гигантским туром, пойманным самим Лучезаром, младшим братом князя.
Меж столов сновали чашники, охотничьи собаки и бегали совсем маленькие дети дворовых. За княжьим столом восседала вся семья: князь Гнежко в красной, украшенной затейливой вышивкой волоте, подпоясанной богато расшитым поясом с серебряными бляхами; улыбчивый и прекрасный Лучезар, разодетый в синюю свиту, расшитую золотыми нитками. Справа от него восседала жена Лучезара, и на ее на румяном лице то и дело расцветала добрая, будто весеннее солнце, улыбка. По другую сторону от светлого князя сияла красотой княгиня Велена, молодая жена Гнежко, белая голубица всей Северной Полмы. Подобно золоту полей отливали ее прекрасные волосы, подобно ясным звездам сверкали глаза. Да только сияние красоты ее было не праздничным, не солнечным, а печальным, будто свет одинокого месяца.
Ясница – день девичий. Молодые девушки в этот день обручаются с сужеными, а замужние женщины молят Чару-воительницу* о женской силе и наследниках рода. Ясница гуляет среди жилищ и на кого из девушек дунет, та через полгода-год обязательно приведет на свет малыша. Велена уже год как была княгиней Застеньграда, уже год как проживала в детинце и делила опочивальню с самым прекрасным и дорогим ее сердцу мужем, с добрым князем Гнежко. Но вот прошел год с прошлой Ясницы, а наследника у князя так и нет. Велена порой поднимала печальные глаза с длинными коровьими ресницами и с тоской смотрела в сторону соседнего стола, за которым сидели ближайшие кмети князя и куда напросились дети Лучезара и Андины. Три славных милых дочки родила Андина, дочь ближайшего родственника приморского князя. Три малютки-погодки, все как на подбор: высокие, сильные, смешливые. Старшую звали Миладой и была она самой смелой и бойкой, даже порою приходилось прогонять ее со двора в светлицу, так она любила возиться в грязи с мальчишками или лазать по деревьям. Младшим же, четвертым, Андина родила Лучезару сына. От дум о крохе сердце Велены заныло еще пуще. Стоило только припомнить нежные щечки малыша, его цвета летнего неба глазки – щемило где-то в груди, да так, что прятала Велена взгляд, лишь бы не портить Гнежко добрый вечер. Но и сам князь уносился мыслями далеко, серьезно вглядываясь в полумрак гридницы. Заметила это княгиня, опечалилась еще больше, но не о том же думал князь, о чем были думы Велены. Чтобы не тревожиться напрасно, княгиня тронула мужа и негромко спросила:
– О чем твои мысли, мой любезный муж?
Гнежко обернулся, и тут же лицо его озарила улыбка. Велена улыбнулась ему в ответ, хоть и было сердце ее не на месте.
– Приснился мне сон сегодня, свет мой, – ответил Гнежко.
– О чем же тот сон был?
– Приснилось мне, будто иду я по полю, тебя ищу. Ушла ты от меня цветочки рвать, веночки вить, разыскиваю я тебя, кличу, зову без ответа. Вдруг повстречалась мне на дороге окаянная змея-уголица, оплела мои ноги и ужалила. Упал я на сырую землю, и тут вылетел из правого моего рукава ясный сокол, а из левого – серая утица.
– Странен твой сон, – негромко проговорила княгиня. – Тревожен… Попроси старую Зайчиху рассудить да разгадать, что он значит. Много множеств снов чаровница разгадала, и твой сумеет.
