П/я 109
Маленького столика не видно – он под большой чертежной доской. По ее краю ползает поперечина метровой деревянной линейки. Над листом с карандашом склонился дипломник Слава Смирнов. Углубленный в размышления, изредка бросает рассеянный взгляд в окно. Видит железобетонный забор, ограждающий территорию громадного завода, в которой он живет и на котором работает его мать Анна Ивановна. На подоконнике стоит включенная “Радиотехника” в металлическом корпусе, что-то передают. Вдруг – пауза и раздаются особые позывные Информбюро. Диктор Левитан государственным голосом сообщает, что в космос успешно запущен первый искусственный спутник земли с человеком на борту – Юрием Алексеевичем Гагариным. Сообщение взволновало Смирнова, мурашки пробежали по спине от осознания величественности и вселенской значимости события, его присутствия при этом. Рука его дрогнула и искривила линию.
Радиоприемник “Радиотехника” приносил джазовую музыку американской радиостанции Tanger из свободного порта на Севере Африки. Под нее хорошо было работать над дипломом – чертить приспособление, выводившее Смирнова в инженерную жизнь.
В школьные годы этот радиоприемник иногда звучал у его одноклассника Эдуарда. Тот жил на четвертом этаже нового „Сталинского” дома. В нем жили и руководители завода, в территории которого лежала чертежная доска Смирнова, и отец Эдуарда – латвийский министр. Эдуард выделялся крупными чертами лица. И нос, и морщины на лбу, и губы были очень крупными. Но совсем уже необычно большой была голова с буйной шевелюрой. Он объяснял причину таких размеров перенесенным менингитом. Наверно болезнь была и причиной его хулиганистого поведения. Но тогда он еще не знал, что пырнет милиционера на катке ножом, что отец спасет его от тюрьмы, что станет экскаваторщиком, что в драке ломом убьет механика, что в следственном изоляторе совершит самоубийство, вскрыв вены.
Из окна видны желтые корпуса психоневрологического диспансера и бесконечно большой его сад за высоким железобетонным забором. В саду много старых высоких лип, развесистых кленов, дубов и зарослей сиреневых кустов. В нем гуляют больные, одетые в серые халаты, перепоясанные кушаками. Некоторые в полосатых пижамах с номерами отделений. Мальчики ставят приемник на подоконник, распахивают окно, находят станцию Tanger и включают музыку громче. Мальчики видят, что больные, услышав музыку, приближаются к забору, поднимают головы и явно слушают музыку. Им делается чуть страшно, они побаиваются сумасшедших – ведь никогда не видели ни одного вблизи, а всегда только за забором. Слава:
–Что делать? Выключим что ли?
–Почему? Видишь, им нравится, ведь слушают. Давай добавим звука.
Поворачивает ручку настройки. Звук, видимо, стал хорошо слышим и больные начинают пританцовывать. Будто мы заставляем их дергать руками, переминаться с ноги на ногу, раскачиваться, словно управляют людьми помимо их воли. Некоторые подняли головы на наш этаж и смотрят серьезно на рожицы двух насмешников. Делается страшнее. Баловники прячутся, выключают приемник, закрывают окно и больше не глядят на больницу.
Студентом Слава Смирнов проходил преддипломную практику в технологическом бюро завода и вел разработку конструкторско–технологической дипломной темы „Переменно–поточная линия фрезерования буксовых наличников”. Новую конструкцию поворотного приспособления с несколькими наличниками нужно было разместить на поворотном столе вертикально–фрезерного станка, закрепить пневматическими зажимами, да так, чтобы они не только не сорвались под действием громадного усилия фрезерования, но даже не вибрировали.
Сотрудники бюро и начальник с римским именем Ювеналий вызывали симпатию в Смирнове. Ее он перенес на весь завод и после двух лет работы в трех организациях хотел вернуться в него же. Но пока он работал конструктором в номерном заводе, выпускавшем электрооборудование для судов, переход был невозможен. По распределению он обязан отработать в нем три года.
