Павел Проценко. Откровение любви во время мировой бойни
Историческая Россия в результате крушения ее государственности в 1917-м году выпала из общеевропейского процесса переосмысления «неправд» т. н. христианской цивилизации. Опыт наших фронтовиков, часто израненных или психологически покалеченных, оказался на родине никому не нужным. Между тем один незаурядный русский монах, выходец из крестьян, бывший военный священник пережил на той первой тотальной мировой бойне внутренний переворот. Он переродился как личность. В оставшийся ему отрезок земного пути он в своих делах утверждал правду Христа сострадающего, открывшуюся проповеднику во всей ее пламенной бескомпромиссности. Свои прозрения об этом первозданном христианстве, о его трагедии в мире он сумел записать. И – в разгар Гражданской войны – даже издать небольшую часть своих рукописей. Свидетельство это произвело эффект разорвавшейся бомбы. По понятным причинам на родине его книги ожидало забвение, а на Западе их постепенно перевели на основные европейские языки. Теперь, через столетие после их выхода в свет, и наш читатель сможет прикоснуться к пронзительной исповеди бывшего крестьянского сына, ушедшего однажды из дому в поисках истины.
* * *
Поздней осенью 1916 года в Киеве на древнем Подоле состоялось знакомство двух необычайных людей. Их встречи, скорее всего, происходили и на Волошской улице, в помещении редакции журнала «Христианская мысль» (там же располагался и книжный магазин, принадлежащий редактору), и в доме на Боричевом Току, где жил его издатель.
Издатель, редактор, владелец магазина и профессор нравственного богословия в одном лице В.И. Экземплярский принимал у себя архимандрита Спиридона, прибывшего с Юго-Западного фронта.
В самом начале 1915 г. архимандрит – согласно собственному прошению на имя протопресвитера военного и морского духовенства Г.И. Шавельского – был отправлен на Юго-Западный фронт военным священником. Идя добровольцем, он хотел понять, как должно относиться христианину к войне и вызываемым ею катаклизмам. В действующей армии он оказался в разгар карпатской операции, в итоге которой русские войска потеряли около миллиона солдат (убитыми, ранеными и пленными). В мае того же года началось «Великое отступление» русской армии, продолжавшееся почти полгода.
В обязанности военного проповедника входило духовное окормление частей, уходящих в бой. В полевой церкви, часто просто на лесной поляне, служилась литургия, в конце которой православные воины причащались, затем произносилось наставление, после чего военные отправлялись на передовую. По приблизительным подсчетам архимандрита он в общей сложности причастил Святыми Тайнами «около 200 тысяч солдат», затем шедших «убивать христиан».
Кроме того, он был прикреплен к четырем военным госпиталям в городе Холм[1] (пока его не заняли немцы), к бригаде народного ополчения, к школе прапорщиков и к т. н. «Главному сборному пункту» (откуда части направлялись на передовую). По долгу службы ему ежедневно приходилось сталкиваться с большим числом людей, вырванных из мирной жизни и находящихся перед лицом смерти. Он выслушивал исповеди, ему постоянно изливали свои боли, страхи и переживания солдаты (по сути, крестьяне и крестьянские дети), офицеры, юнкера, бывшие студенты, военные врачи. Он сталкивался с людьми, физически и психически покалеченными войной.
Однажды, скорее всего в сентябре 1915 года, посещая части ополченской бригады, охранявшие железные дороги Юго-Западного края, отец Спиридон попал под бомбежку. На брюхе немецкого аэроплана был нарисован черный крест, из «продольной конечности которого» на землю, на русских солдат внизу, летели смертельные бомбы. картина убийства, осененного высшим христианским символом, произвела на монаха угнетающее впечатление. Он был сотрясен до глубины души. Позже он вспоминал: «Это был такой момент в моей жизни, когда меня, как личности, не было; я как бы в самом ужасе умирал, разрываясь на мельчайшие частички, которые куда-то исчезали, уничтожались, и меня не было, а был один страх и один ужас!»
