Два рослых мужчины шли по длинному коридору. Мертвую тишину нарушали только их шаги. Звуки хлестко отскакивали от бетонного пола, ударялись об серые стены и, шарахнувшись вверх, рассыпались эхом под потолком.
Настенные лампы не мигали, как это обязательно происходит в подобных местах. Тусклый белый свет мерцал вытянутыми бликами на стальных дверях, вспыхивал на табличках с номерами камер.
Мужчины шли, не глядя по сторонам. И пусть небольшие окошки для общения с заключенными на каждой двери были наглухо закрыты, оба ощущали присутствие тех, кому не повезло оказаться в казематах аббатства.
Иногда прелатам казалось, что запертые в камерах существа могут не только чувствовать потенциальную жертву через бетон и сталь, но и видеть ее. И допускали такую вероятность.
Ученые и аббаты вдоль и поперек изучили «кровь» тварей, их реакцию на разнообразные химикаты, но за семь лет Войны способности и возможности врагов так и не были изучены до конца. Твари не отдавали себя под опыты добровольно, а те, что становились пленниками, не рвались пополнять знания тюремщиков об угрозе человечеству даже под пытками. Уже замученные до полусмерти и утратившие облик разумных существ, они источали столько ядовитой ненависти, что, казалось, могли отравить ею население небольшого городка.
Мужчина, что чеканил шаг справа, хрипло вздохнул, разбивая молчание вдребезги. Скользнул крупной кистью в карман черного пальто, все еще сырого после вечернего дождя, и тронул костяные бусины четок. Подушечки пальцев привычно прошлись по резьбе, а в голове ровный голос прочел выгравированное звание: Dei bellator1.
Мужчина привычно проглотил горький смешок.
Воин Божий.
Думал ли он, что, попав в аббатство еще ребенком, толком не умевшим читать, через двадцать пять лет мирной службы возьмет в руки оружие, чтобы изо дня в день защищать людей от смертельной угрозы? Что за семь лет познает жестокость в ее наивысшем проявлении, в совершенстве овладеет не только боевыми техниками, но и всем арсеналом пыток святой Инквизиции. Что обрастет непрошибаемой броней, наглухо запечатавшей его милосердие и не пропускающей вопли тех, против кого он обращал оружие. Что его руки покроются до самых локтей вязкой серой жижей, что заменяла тварям кровь.
Мужчина бросил косой взгляд на напарника.
Бледное лицо, тяжелый взгляд под густыми бровями и ни малейшего намека на улыбку на тонких губах. Светло-русые, остриженные на военный манер волосы вызывающе сильно контрастировали с темно-карими глазами с россыпью бронзовых искр у зрачка.
Облаченный в форменные черные джоггеры, водолазку с высоким горлом и длинное, до самых икр шерстяное пальто, он казался гораздо выше своих шести футов и двух дюймов2. Широкую грудь туго обхватывали ремни портупеи, к которой крепилась кобура с Глоком пятого поколения3 и ножны с керамбитом4 из особого сплава стали и серебра.
Жесткий, как камень, беспощадный, как смерть, и твердо намеренный выполнить святую обязанность перед человечеством любой ценой.
Он пришел в их аббатство пять лет назад, оставив в прошлом трехдужный шеврон первого сержанта. Его привела месть, которую Святейший Далтон тщеславно обозвал божьим промыслом.
Тот разговор прошел за закрытыми дверями, но даже в святом ордене распускают слухи и сплетни, и история новобранца получила огласку: вернувшись с кампании однажды ночью, он обнаружил вместо любящей жены и новорожденной дочери растерзанных мертвецов. Твари знатно попировали, лишая его самого ценного в жизни. И, лишь чудом не лишившись рассудка, морпех отправился в ближайшие аббатства за праведным воздаянием. И остался в одном из них, вверив жизнь и судьбу ордену Пертон.
Аббатства и ордены расплодились по всему миру всего за пару лет после Пришествия, стоило человечеству осознать, что только свет веры может противостоять истинным чудовищам. Тогда же появились прелаты, бывшие священнослужители, вынужденные взять в руки оружие и предать заповеди Божьи.
