История, возбуждающая и обещающая, но наполовину.
– Вот это попа! А! Да это попа всем попам попа! – бормотал Трисин, сидя у открытого окна, погода за которым просто издевалась, выставляя на показ своё благоухание.
Женский пол, казалось, следует её примеру.
Одна из его представительниц проходила мимо окна Трисина, повиливая тугими, обтянутыми джинсами бёдрами. Трисин, не отрывая глаза от этого зрелища, щёлкал семечки, сплёвывая кожурки вниз.
– КинзМараулич, ты глянь – кака попа плывёт! – крикнул Трисин в комнату, на его голос к окну подошёл рыжий кот без одного уха.
– Трисин, мне сейчас не до попы, мне бы пиво, башка трещит, – пробормотал кот, но все же выглянул в окно.
– Да при чем тут пиво, КинзМараулич, когда такая попа! – сказал Трисин и сплюнул кожурку вниз.
– Эй, девушка, у вас мировая попа! С такой попой ничего не страшно! – крикнул Трисин.
Девушка показала Трисину третий палец.
– Чего это она? – спросил Трисин у КинзМараулича.
– А это послание для твоей задницы, – ответил кот и зевнул. – Трисин, пойдём пить пиво, – настаивал КинзМараулич.
Трисину его отдал грузин, продающий помидоры на рынке, а в придачу дал целый пакет помидор.
И Трисин то ли в память о нем, то ли в честь любимого вина, дал коту имя и отчество.
– Трисин, я ухожу, ты со мной? – настойчиво твердил КинзМараулич, натягивая кепку.
– Слушай, сколько можно пить? Как взял тебя, ты ведь не просыхаешь! – ответил Трисин.
– Я только кружку пива, там же Игнат Матвеевич и Ширков ждут, – проговорил кот, уставясь в пол.
– У тебя каждое утро с пива начинается, а вечером я тебя на себе пру от пивной. Хватит, так больше продолжаться не может. Давай, приводи себя в божеский вид, сегодня будем культурно отдыхать, – решительно сказал Трисин и направился одеваться.
КинзМараулич с надеждой пошёл выполнять приказ.
Трисин брился, мылся, чистился, гладился и все время то ли пел, то ли начитывал, то ли песню, то ли стихи, то ли прозу, но только о весне.
КинзМараулич делал то же самое, вот он точно пел: «Губит людей не пиво, губит людей вода».
Так незаметно пролетело 4 часа 42 минуты.
В итоге в комнате стояли Трисин в красных клетчатых брюках, в сиреневом пиджаке и в такого же цвета туфлях, завершала костюм красная бабочка.
КинзМараулич был одет в такой же костюм.
– Ну вот, ты посмотри, какие мы, а, КинзМараулич.
Мы просто цари, сегодня все попы города у наших ног, – просмаковал Трисин и поправил бабочку на шее.
– Слушай, Трисин, отпусти меня, я пива хочу, – промяукал КинзМараулич.
– Даже не думай! – оборвал Трисин. – В путь! – скомандовал он, и он удалились.
Они гуляли до вечера, от Троицкого моста, до Зоопарка, и так 365 раз туда и обратно.
Мимо них проходило много красивых и не очень, но все проходили мимо.
Трисин купил себе и КинзМармуличу хот-доги и по бутылке «фанты». Тридцать пять раз они покупали хот-доги и «фанту» и, в конце концов, КинзМараулич взмолился:
– Трисин, сил нет, не могу!
– Чего ты понимаешь? – твердил Трисин и продолжал путь.
Прошло четыре часа и сорок три минуты.
На сорок четвёртой минуте на плечо Трисина упала тяжёлая рука.
Он обернулся и увидел круглую толстогубую женщину, лет сорока пяти и весом килограммов ста двенадцати.
– Рита, я. Рада и согласна, – кокетливо выдала Рита и поправила завиток на лбу.
– Согласны на что? – пробормотал Трисин.
– На все. Да ладно вам стесняться, что думаете, я не поняла, что вы меня подцепить хотите?
– Я? Да господь с вами! – недоумевал Трисин.
Но Рита не слышала Трисина, потому что говорила сама.
– Я тут с утра мороженое продаю и смотрю – вы туда-сюда, туда-сюда. Я сразу поняла, что вы на меня работаете.
Трисин что-то возражал, что-то говорил, что-то утверждал, но все было бесполезно.
