За стеной запел Крис де Бург о «женщине в красном». К концу второго куплета в мелодию начали вторгаться привычные стоны соседки и ритмичное поскрипывание дивана.
«Ну, вот, эта шалава Лизка опять до утра стонать будет. Когда только замуж ее кто-нибудь возьмет. Ни стыда, ни совести… Каждый день мужиков водит», – сварливым голосом привычно проворчала Ираида Вольдемаровна.
Соседка Лиза жила в соседней комнате. Раньше в этой комнате она жила с родителями, но после того, как Елизавета поступила в университет и пообещала стать известным журналистом, отец и мать со спокойной душой переехали в центр города. Лиза была далеко не самой умной девушкой, но с совершенно необоснованными социальными амбициями, видимо, из-за устойчивой репутации первой красавицы двора, школы, факультета. И, пользуясь преимуществами всегда свободной собственной жилплощади, вела, мягко говоря, легкомысленный образ жизни. Любой интересный мужчина, попадающий в поле ее зрения, автоматически попадал к ней домой и практически сразу на скрипящий диван. Под любимый сборник романтических мелодий Лиза демонстрировала счастливому избраннику весь набор эротических упражнений и диапазон своих стонов, всхлипов, упоминая то мать, то мадонну, то бога, срываясь на высокие частоты. Как правило, этот радиоспектакль продолжался за полночь, и Лизе было абсолютно все равно, что подумают ее соседи.
Ираида Вольдемаровна, замотанная безденежьем женщина, давно забывшая радости плотских утех после смерти мужа, считала, что так громко выражать свои эмоции хорошо воспитанная девушка из приличной семьи не должна. Так думать ей позволяли детские и юношеские воспоминания о бабушке, матери, Петербурге. Дело в том, что Ираида Вольдемаровна была коренной, как говорили в семье, жительницей Петербурга, точнее, Ленинграда, точнее, Санкт – Петербурга. Промотавшись больше десятка лет с мужем по гарнизонам и осев в провинциальном городке, Ираида Вольдемаровна так и не смогла привыкнуть к отсутствию в городе Исаакиевского собора, Невского, Эрмитажа. Она вообще считала, что жизнь жестоко обошлась с ней, превратив ее во вдову с ребенком – инвалидом на руках. Единственным своим козырем она считала свое дворянское происхождение и соответствующее воспитание, о чем не забывала напоминать всем коллегам в библиотеке и соседям по коммунальной квартире.
В коммуналке было три комнаты, в одной жила гулена Лизка, в другой – Ираида Вольдемаровна с дочерью Ниной, а в третьей – очень простая семья – Вера с мужем Петей и двумя ребятишками – погодками Ванькой и Аленкой. Вера была «некрасовская» дородная деревенская баба, принципиально не умевшая разговаривать тихо и на «вы». Петр был родом откуда – то с Украины или Белоруссии и работал строителем. Его единственной выдающейся чертой Ираида Вольдемаровна считала неумеренное пьянство, которое на самом деле выражалось в двух степенях опьянения – «относительной» и «абсолютной». В относительной степени Петр приходил домой сам, громко ругал правительство, жену, детей, устраивал обязательный скандал, иногда с мордобитием, и засыпал, оглашая всю квартиру мужицким храпом. В абсолютной степени опьянения Петьку притаскивал кто-нибудь из друзей – собутыльников и оставлял в общем коридоре квартиры. Вера, баба здоровая, по сравнению с мужем и вовсе мощная, привычно перетаскивала кормильца и защитника в комнату и с облегчением вздыхала: «Хоть сегодня без ругачки обошлось». И шла спокойно на кухню готовить ужин ребятишкам, которые боялись родительских скандалов, прячась на всякий случай в комнате у соседей, точнее, у Нины – дочери Ираиды Вольдемаровны.
